Империя, которую мы потеряли. Книга 1 - [129]

Битва при Садовой — положила конец влиянию немецкого элемента Империи на происходящее севернее, и ответило на вопрос, кто будет во главе возрождающейся единой немецкой нации, Берлин (а точнее, Кенигсберг) или Вена. Немецкая нация стала возрождаться как целое на основе Пруссии. И что еще хуже — немцы Империи тоже захотели самоопределиться, из немецкой австрийской партии — выйдет Адольф Гитлер с его человекоубийственными национальными практиками.

Лозунг «Империи 60 миллионов» выдвинутый в начале 20 века — предполагал расширение прежде всего в сторону Балкан, что предполагало весьма легкое «подбирание осколков» европейских владений гибнущей Османской империи. Но здесь на пути Австро-Венгрии стали Болгария и Сербия — два народившихся национальных государства. И — куда менее известное, но стратегическое направление расширения Империи — за счет России. Прежде всего — Польша и Украина.

https://www.socionauki.ru/journal/articles/143566/

Начало XX в. в Европе ознаменовалось резким усилением внимания к украинскому вопросу. Идеи и концепции украинского движения, восходящие к революционным событиям 1848 г., а от них — к польской шляхетской идеологии сарматизма, стали реакцией на многовековое подчиненное положение украинского населения по отношению к представителям власти из числа местных элит. Вместе с тем со временем украинские требования по недопущению русского и польского влияния в Галиции переросли в отдельную идеологию, ставившую своей целью создание независимого государства украинцев. Видоизменявшееся на протяжении нескольких десятилетий самосознание галицийских украинцев привело к деформации ментальности целых этнических групп и появлению уже не первого поколения людей, для которых то, что мы сейчас именуем украинским национализмом, было не политической платформой, а психологией. При этом главной проблемой украинского движения оставалось отсутствие идеологической однородности его доктрины, что заставило его приверженцев обратиться к мифотворчеству, выдающимся событиям национальной истории и идеям нерушимости национального государства. По выражению британского исследователя Бенедикта Андерсона, «волшебство национализма» заключалось именно в том, «чтобы превратить шанс в предназначение» (Anderson 1983: 19).

…

Тем не менее, со временем акцент противодействия полностью сместился в сторону России. Русины и русские стали обозначаться как представители двух диаметрально противоположных рас: первые относились к истинным наследникам славянских племен, вторые — к потомкам непонятного племенного конгломерата, включавшего в себя финно-угров, прибалтов и монголов (Subtelny 1988: 52–53). Галиция в этой связи именовалась «заслоном от угрожающих нашей западноевропейской культуре нецивилизованных восточных народов» (Kessler 1916: 39). Излюбленным приемом официальной австрийской пропаганды стало противопоставление Европы и России как наследниц разных частей Римской империи: России — деспотичной Византии, Европы — благородного Рима (Schmidt 1914: 5–6). К Европе в данном случае относили и Украину, которая «была слишком прочно привязана к западноевропейской культуре, чтобы с легким сердцем подчиниться насилию азиатского деспота» (Puluj 1915: 11).

…

Революция 1848 г., затронувшая все без исключения регионы европейского континента, достигла и русинских земель Австрийской империи. Галицко-русская интеллигенция не осталась в стороне от общего, пронизанного утопизмом и романтизмом не меньше, чем национализмом, духа эпохи. Самым ярким выражением подъема галицийского национального самосознания стало создание Головной русской рады во Львове. В «Меморандуме русинской нации», выпущенном осенью того же года, подчеркивалось, что, несмотря на четыре века польского владычества, русины «не потеряли свою идентичность и не германизировались, находясь в составе Австрии» (Denkschrift… 1848: 2). Там же имперское правительство в Вене упрекалось в том, что Галиции не была дана обещанная гарантия национального самоопределения, а в школах не был введен русинский язык (Ibid.: 4). Русины тем не менее остались лояльны австрийскому правительству, которое в свою очередь поддержало их, чтобы, как пишет Ваулз, создать противовес полякам, гегемону восточной окраины Австрии (Vowles 1939: 142). Во Львовском университете были даже организованы русинские кафедры филологии и богословия (Schmidt 1939: 177). С этим расположением властей русинские просветители связывали национальный подъем края — именно в это время, по их словам, «взошло утреннее солнце духовного и литературного развития» (Die ruthenische… 1861: I).

Новая украинская интеллигенция, ставшая провозвестником националистических идей, не могла не видеть политики балансировки между различными народами и их взаимного сдерживания, которую проводила Австро-Венгрия в Галиции (Magocsi 2002: 17), и потому со временем она заняла следующую позицию: продолжая отстаивать свои национальные права перед польскими элитами и осуждать их самоуправство, украинофильская интеллигенция, последовательно отвергая принадлежность ко всему польскому, перешла к осуществлению на деле своих собственных политических и геополитических, во многом у поляков же перенятых, устремлений, пользуясь при этом гласным или негласным покровительством австрийского правительства, порой даже обвиняя его в том, что оно «нашло друзей в польской шляхте» (Ruthenische Revue 1903: 21) в ущерб политике по отношению к русинам. Как подчеркивает Магочи, русины не могли и далее оставаться в рамках политической традиции прошлого, им следовало «изобрести что-то новое» (Magocsi 2002: 40). в этой связи галицийские пропагандисты начали приписывать украинцам своего рода мессианскую роль среди остальных славянских народов: в прессе и публицистике неоднократно осуждалась «фальшивость польской знати», которая не идет ни в какое сравнение с «верностью и преданностью русинов своей нации, которая выдержала нашествие татарских и турецких орд» (Ukrainishe Rundschau 1908: 9) и влилась в западноевропейскую культуру в отличие от колонизованной русинами «в позднейшее время территории, на которой проживают русские» (Jacobsohn 1916: 25). Таким образом, приверженцы украинской идеи, находясь под эгидой Австрии, решительно отмежевались как от польского, так и от русского элемента. Что любопытно, в русской части Украины также стали появляться требования создания национального украинского государства, что изначально было нехарактерным явлением, поскольку лейтмотивом национального движения русских украинцев были скорее культурные, нежели государственно-политические требования. Главным фактором здесь стало оформление украинского языка (до этого разговорного) как литературного, право на его существование аргументировалось наличием произведений Ивана Котляревского и Тараса Шевченко.