Империя, которую мы потеряли. Книга 1 - [127]

Дополнительным поводом для недовольства было принудительное насаждение венгерского языка в школах и присутственных местах. В те годы национализм усиливался повсюду — как внутри Австро-Венгрии, так и вне ее. В 1895 г. в Будапеште собрался Конгресс национальностей, который потребовал, чтобы Венгрия была провозглашена многонациональным государством. Венгры отреагировали на это с гневом и тревогой. Даже сравнительно либерально настроенный Тиса попросту не мог принять того факта, что внутри Венгрии существуют и другие национальности, обладающие собственными законными интересами. С его точки зрения, те же румыны (за исключением радикалов) были кем-то вроде крепостных крестьян и хорошо знали свое место: «Я знаю, что это кроткие, мирные люди — они уважают дворянство и благодарны за любое доброе слово»

Одновременно с этим — Венгрия странным образом похожа на Великобританию, в своих вольностях феодального дворянства перед Государем и в самой модели перехода к современному государству, не отрицая (как, к примеру, во Франции или США), а инкорпорируя феодальные элиты в новые структуры государства и общества. Эта странная связь британского и венгерского дворянства, стремление венгерских феодалов походить на британских дворян — была еще одной проблемой монархии. Ибо Великобритания — была если не врагом, то противником точно.

И третий проблемный компонент дунайской монархии — славянский.

Он разнообразен. Есть хорваты — слишком много понабравшиеся у своих угнетателей венгров, и в то же время бесконечно гордые тем что именно хорватские войска раздавили венгерский мятеж Кошута и иже с ним (хотя в основном там были русские войска). Хорваты — почти поголовно католики, у них к началу 20 века складывается партийная система, и они жаждут независимости, чтобы больше никто не мог их угнетать и чтобы … они сами могли угнетать сербов, македонцев, бошняков, возможно — болгар…

Есть чехи. Чехи это народ потерпевший историческое поражение в Тридцатилетней войне и потерявший свою государственность — но к началу 20 века сложивший вполне прогрессивное гражданское общество. Не имея в прошлом своей феодальной элиты — чехи сделали своей элитой сразу буржуазию. Но проблема чехов в том, что они делят свою землю с немцами — а немцы переживают свой процесс нациестроительства. И не прочь бы присоединить свои — а так же и чешские земли к рейху.

Есть румыны. У них нет ни своей буржуазии, ни своей феодальной аристократии. Но у них по соседству Родина, которая не прочь расшириться. А за спиной только недавно восстановленной после турецкого рабства Румынии — все отчетливее и страшнее видится Россия.

Есть поляки. После разделов Польши — часть ее исконной территории во главе с Краковом отошла Австро-Венгрии. Судьба польских подданных императора едва ли не самая благополучная из всех поляков — мягкие ограничения, общая слабость государства — плюс Вена имеет виды на будущую Польшу целиком — под властью Вены. Но Польша взрывоопасна — в любом виде. Другой Польша и не была. И еще — поляки в принципе не против того чтобы дуалистическая монархия превратилась в триалистическую, чтобы славянский элемент был приравнен к венгерскому и немецкому. Только все идет, что столицей объединенного славянства будет Прага — а поляки согласны только на Краков, а еще лучше — Варшаву.

И поляки претендуют на то чтобы иметь своих рабов — украинцев.

Есть украинцы. С украинцами ситуация на первый взгляд, ситуация проще всего — они довольно-таки лояльны Вене, претендуют на активное участие в политической жизни, что вызвано тем что их земли в отличие от румынских и хорватских — не находятся под венгерским управлением, там не насаждается венгерский язык. Но есть русофилы — которые все отчетливее говорят о том что украинцам будет лучше в России. И в Империи на этот счет есть самые разные мысли. Империя Габсбургов действует по принципу «разделяй и властвуй» одной рукой поддерживая поляков, а другой — украинцев.

Вот отрывки из книг Зигмунда Фрейда, которые собрала в своей книге о предвоенной Европе Маргарет МакМиллан

…

По всей территории Дуалистической монархии прокатилась тогда волна национализма, вызвавшая бесконечные и бесплодные споры относительно школ, рабочих мест и даже табличек с названиями улиц. Во время переписи вопрос о том, какой язык для человека является родным, стал ключевым при определении соотношения сил между отдельными нациями — а потому различные группировки даже стали вывешивать плакаты, подталкивающие к тому или иному «верному» ответу на него. Часто национальный вопрос сочетался с классовыми противоречиями — например, румыны и русины были по преимуществу крестьянами и в этом качестве противостояли венгерским и польским землевладельцам.

Тем не менее, сила националистического движения была такова, что классы, которые в других странах сплотились вокруг социалистических, либеральных или консервативных партий, в Австро-Венгрии раскололись по национальному признаку.

Поскольку картина чересполосицы населения в Австро-Венгрии складывалась веками, то практически в любом месте можно было обнаружить узел национальных противоречий: в Словении словенцы конфликтовали с итальянцами, в Галиции — поляки с русинами, а немцы, казалось, противостояли всем — и тем же итальянцам в Тироле, и чехам в Богемии. В 1895 г. правительство Австрии пало из-за того, что немецкие представители выступили против создания для словенцев параллельных классов в средней школе. Два года спустя между немцами и чехами вспыхнул конфликт из за права использования чешского языка в официальных документах — в итоге начались уличные беспорядки, а еще один премьер министр был вынужден уйти в отставку. Когда в 1904 г. в Университете Инсбрука дали возможность изучать право на итальянском, это вызвало возмущение и манифестации уже со стороны немецкого населения. Новые железнодорожные станции оставались безымянными из-за того, что не удавалось прийти к согласию по поводу языка, на котором их следует назвать.