Империя, которую мы потеряли. Книга 1 - [126]

На этом фоне, новый наследник престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд, заменивший покончившего с собой в припадке безумия (перед этим застрелившего свою любовницу Марию Вечеру) эрцгерцога Рудольфа — казался едва ли не порядочным человеком. У него не было венерических заболеваний — только туберкулез, который он подхватил от матери, он не был не педерастом, ни наркоманом. И еще он посмел жениться на той женщине, которую полюбил — на чешской графине Софье Хотек. Графиня Хотек происходила из дворянского семейства, причем достаточно знатного — но недостаточно знатного, чтобы быть представленной ко двору. Кроме того — она была славянкой, а при дворе как немцы так и венгры — были крайне не заинтересованы в усилении славянского компонента Империи. Славянские дворянские роды считались как бы худородными. Когда наследник категорически отказался менять свои матримониальные планы — с ведома и одобрения престарелого Франца-Иосифа на супругу наследника престола и ее детей — была объявлена придворная охота. Весь двор соревновался в том, как бы посильнее унизить выскочку. И со страхом ждал того момента, когда супруг этой выскочки — станет Императором и Королем одновременно.

Сама по себе система власти в Австро-Венгрии была странной, нигде не встречающейся в мире и… слабой изначально. Она стала такой после венгерского восстания, которое удалось подавить с помощью только русских войск… что России не простили ни венгры, ни австрийцы.

В стране два правительства и два парламента — но один император и король. Две части страны называются Транслейтания и Цислейтания, между ними есть даже граница — не охраняемая правда. Что еще интереснее — в состав Венгрии входят земли, населенные не только этническими венграми — в нее входит, к примеру, Кроатия (Хорватия) или Трансильвания, населенная преимущественно румынами. Венгерские феодалы проблемны, они не желают развивать страну и отдают предпочтение сельскому хозяйству — а еще они заставляют всех на своей территории учить венгерский язык, крайне сложный, у которого нет никаких аналогов. Это уже создает проблемы…

Маргарет МакМиллан

Национальные противоречия не только приводили к вспышкам уличного насилия, но и до крайности затрудняли работу обоих парламентов Дуалистической монархии. Политические партии, создаваемые на основе языка и этнической принадлежности, были по большей части заинтересованы лишь в защите этнических же интересов, а потому блокировали работу, которая не служила этим целям. Депутаты дули в трубы, звенели колокольчиками, били в гонги и барабаны, бросались чернильницами и книгами — все для того, чтобы заткнуть рты оппонентам. Обструкция стала обычным приемом — в ходе одного из самых известных случаев такого рода немецкий депутат выступал подряд двенадцать часов, лишь бы только не дать чехам возможности добиться в Богемии и Моравии равных прав для чешского языка.

…

Внимание общества сосредоточивалось на пустяках — на том, как в Опере поссорились чешский и немецкий исполнители, на драке, которая произошла в парламенте из за назначения какого то чиновника в Богемии, на достоинствах последней оперетты или на продаже билетов для благотворительного бала»

Кроме того, Венгрия проблемна сама по себе. В отличие от Австрии, в Венгрии крайне развито национальное чувство, венгры — горды и ранимы одновременно. Их предки пришли на равнину Дуная с гор Урала, их язык не похож ни на один европейский — но они не желают ассимилироваться и гордо практикуют свой язык и свои обычаи (чем, кстати, сильно отличаются от русских, например, если русский язык легко вбирает иностранные слова, то венгры — никогда не делают чужое слово частью своего языка, они придумывают свое и так же с обычаями). Если Австрия уже перешагнула из феодализма в новый буржуазный мир — то в Венгрии феодализм и феодалы все еще очень сильны, и земли других народов (словаков, румын, хорватов) воспринимают как свои вотчины. Все это воспринимается другими народами как национальное оскорбление — но одновременно с этим они перенимают дурные привычки венгерского феодализма. Феодальные земли всего через пару десятков лет окажутся крайне восприимчивы к идеологии фашизма.

Маргарет МакМиллан

Целый ряд венгерских политических лидеров и их сторонников последовательно стремились к тому, чтобы шаг за шагом сделать значительную часть армии империи более «венгерской» — с чисто венгерскими полками во главе с говорящими по-венгерски офицерами и под венгерскими же знаменами. Такие меры угрожали целостности и эффективности армии — кроме того, как указывал французский военный атташе, нужного количества пригодных офицеров все равно не было в наличии. Когда Франц Иосиф попытался успокоить страсти и в 1903 г. провозгласил, что его армия пронизана духом единства и гармонии, а ко всем этническим группам относятся с равным уважением, это лишь подлило масла в огонь. Венгерские националисты в Будапеште ухватились за то, что «этническим» по-венгерски прозвучало как «племенным», что, конечно, было сочтено смертельным оскорблением

…

Последнее было связано с тем, что и у самих венгров имелись затруднения в области «национального вопроса» — затруднения, которые они до того момента успешно игнорировали. Венгры, или, как они сами предпочитали называться, мадьяры, представляли собой лишь незначительное большинство обитателей страны, но строгие ограничения избирательного права гарантировали им почти полное господство в парламенте. К 1900 г. национальные движения (сербское, хорватское, румынское) охватили Венгрию, и такое отсутствие представительства в органах власти лишь усиливало их.