Империя, которую мы потеряли. Книга 1 - [104]

Пангерманский союз не был властью, он был оппозицией. У власти в то время находился ставленник промышленников, фон Каприви, его политика отличалась рационализмом, предпочтение фритрейдерству и стремлением наладить хорошие отношения с Великобританией, а так же с контролируемым евреями Сити — одним из главнейших финансовых центром мира. Однако, эта политика не имела большого успеха вследствие преград как вовне Германии, так и внутри нее. Британия с ее колониальной политикой, Франция с ее колониальной политикой и биржей — выставляли для бурно растущей, требующей ресурсов и рынков сбыта Германии всевозможные препятствия. Пангерманский союз разрабатывал интеллектуальное обоснование для силового и антирационального решения вопроса будущего Германии, ее промышленности, ее рынков сбыта.

Из Георга Хальгартена

…

Это была попытка мобилизовать все сколько-нибудь возможные вспомогательные силы, которые могли быть выставлены для борьбы против рационализма международно-правовых и экономических преград германской экспансии. Возможность германской экспансии по всему миру, социологический паллиатив германского среднего сословия, боровшегося с капиталистическими силами и силами рационализма, должна была быть спасена посредством генерального наступления против рационалистических, пацифистских и антимилитаристских составных частей современного мира, но главным образом против еврейства, рассеянного по всему миру и занимавшего прямо-таки ведущее положение в области финансового капитала. Это еврейство усматривалось повсюду и появлялось перед промышленностью в виде банка, перед мелким коммерсантом — в виде универсального магазина, перед крестьянином — в виде торговца или перекупщика, перед правительством — в виде прессы, перед армией — в виде рейхстага, перед дворянством — в виде социалиста, перед социалистами — в виде финансового капитала, перед пациентом — в виде врача, перед музыкантом — в виде критика, перед прокурором — в виде адвоката и в зависимости от ситуации и конъюнктуры рассматривалось как более или менее угнетающий элемент. Расовые, «народные», антирационалистические, антилиберальные, антидемократические и цезаристские доктрины пангерманизма сумели утвердиться в промышленности и среднем сословии.

* * *

Нападение Германии на Россию имело и вполне рациональные экономические объяснения. Во-первых, российские земли, граничащие с Германией были хорошо изучены германским капиталом и были самыми развитыми во всей Империи. Это был прибалтийский и петербургский промышленные районы, это была Польша, с неплохо развитой промышленностью, это была Украина с ее черноземами и богатейшими запасами полезных ископаемых — прежде всего угля и железных руд. Эти земли как бы «не принадлежали России», потому что на них жили преимущественно не русские, и то, что могло быть поглощено одной империей — может быть поглощено и другой. Вдобавок — там жило и немало немцев и людей с немецкими корнями. Захват этих территорий позволял разрубить гордиев узел противоречий между промышленностью и сельским хозяйством, между рабочими и крестьянами и дать всем возможность для расширения на 30–50 лет. Во-вторых — Россия считалась самой слабой среди великих держав, она проиграла Японии, ее только что сотрясла попытка революции, ее флот был потоплен. В третьих — немцы небезосновательно полагали, что нападению на Россию легче придать некую международную легитимность, нежели нападению скажем на Бельгию, Нидерланды или Данию. Составной частью мировой политики всегда была русофобия. В мире полагали, что удержание Россией Польши нелегитимно, в мире сочувствовали кавказским повстанцам, можно было оправдать захват Украины и Прибалтики. Вероятно, Германия не планировала включать эти территории в свой состав, планировалось создание нескольких прогерманских государств под покровительством германского оружия — которые и станут колониями для германской промышленности, сельского хозяйства и капитала. В четвертых — Россия была страной, с которой можно было истребовать и получить неплохую контрибуцию — а времена освоения французской контрибуции все помнили очень хорошо и мечтали это повторить. В пятых — устраняя Россию, Германия устраняла конкурента с долгового рынка. Германская экономика — была нетто-заемщиком и конкурировала на рынках долговых обязательств с Россией — устранение этого конкурента должно было понизить ставки и улучшить условия займов для Германии.

Наконец, Россия у германской интеллектуальной элиты просто вызывала презрение пополам с ненавистью как недоразвитая страна. Русские же считались не совсем полноценным народом, взявшим «не свое». В то же время — подчеркивалась необходимость иметь хорошие отношения с Великобританией. Вот, например слова принца Шенайх-Каролата, депутата рейхстага.

… каждый серьезно мыслящий человек в Германии проникнут убеждением в необходимости хороших отношений с Англией. Воинственные замыслы и шовинизм чужды немецкому народу. Сильный флот нужен нам для того, чтобы защищать торговлю, морское побережье и вывоз за границу и в колонии, но этот флот не должен иметь антианглийского острия. Англию и Германию объединяет общность культуры, в Англии существует Гетевское общество, а в Германии — Шекспировское…