Империя Гройлеров - [40]

– Плевать-клевать, – беспечно и в то же время решительно ответил доцент. – Ну его, этого Конь-Кура, ко всем червям! Я начинаю ставить вопросы на обсуждение!

И оттолкнул их общую жердочку от стены, начав раскачку своего запроса вместе с вынужденно летавшим вместе с ним под куполом профессором Алектором. Все остальные не имели права трогаться в полет, пока докладчик не закончит свою речь.

Но тут в помещение «Ума палаты» вихрем, галопом ворвался Конь-Кур с пачкой свежих экземпляров газеты «Курям». Он лихо швырнул кипу листков в воздух, и окольцовцы начали жадно ловить хрустящие газетные полосы.

– Читайте, читайте, собратья-окольцовцы! – гремел Конь-Кур, взбираясь на свою жердочку. – Там все про вас сказано! Все, что измыслил своими курьими мозгами присутствующий здесь выскочка, бывший петух Петел, именующий себя отныне мыслителем по имени Кур!

Профессор и доцент продолжали нелепо раскачиваться на своей жердочке, совершенно сбитые с толку и захваченные врасплох.

Секретарь собрания Лег схватил газету, сощурился и принялся своим трубным квохтом возглашать:

«По мнению окольцовца Петела, всех петухов отныне следует именовать курами».

Дружный вопль негодования был ему ответом.

– Слушайте и сами читайте дальше! – взвизгнул Лег, непроизвольно лягнув ногой воздух. – Все куры, заявляет означенный Петел, теперь становятся курицами и клушами, а петухи – курами».

– Это гнусное ошельмование моего великого общепородного триединства! – срывающимся квохтом пытался перекукарекать собрание несчастный доцент.

На этот раз – впервые, надо сказать! – у него из этого ничего не вышло. А профессор Алектор, выждав момент, когда «качели» оказались поближе к полу, зажмурился, расправил крылья и покинул жердочку, оставив на ней ставшего сомнительным единомышленника в одиночестве.

Лег продолжал громогласно читать, все чаще лягаясь от возмущения:

– «Доцент Петел, также известный как Чика, также известный как Кука, отныне объявляет, что его новое и окончательное имя – Кур! Кур-Гузый!».

– Кур-Гузый! Кур-Гузый! – бешено скандировало собрание. – Бей кургузого шпорами!

– Ко-о-о… – только и смог выдавить из себя полумертвый от такого предательства доцент и свалился с жердочки-качелей, плюхнувшись на пол, как шматок теста.

Он был раздавлен, словно зазевавшийся гройлер – под катком гудроноукладчика…

Рябая Карлица Глаша, туманно улыбаясь, нежно сомкнула кончики крыльев в аплодисментах.

– Тише, тише, господа! – поднял вверх оба своих сильных крыла Конь-Кур. – Бить мы никого не будем. У нас – свободное общество, каждый волен быть тем, кем хочет. У нас ведь не только кургузые, но и куропехи* наличествуют, и ничего, никто их не бьет!

* – куропехи – петухи с размытыми половыми признаками, трансвеститы.

При этом все посмотрели на окольцовца Барабуша, откровенного и даже гордящегося этим своим отличием куропеха. Барабуш формально считался мужеска пола, а жена его, мадам Барабуш, столь же формально – женского, поелику тоже была (был?) куропехом. Яиц сей союз, само собой, не приносил.

Чета Барабушей содержала единственное в Кур-Щавеле кабаре «Ножки Барабуша», где выступали курочки юного возраста. Профессор Алектор, который в этот момент, как и все прочие «мозги», воззрился на окольцованного куропеха, осветился откровением. Он вдруг вспомнил поговорку, которую никак не мог воскресить в памяти до конца, наблюдая свару между женами Лега и Аяма:

– Что жена, что муж – одно слово: Барабуш!

Ему зачем-то зааплодировали…

Конь-Кур, понимая, что в «Куриных мозгах» надо постоянно держать тему, иначе она ускользнет и всяк начнет кукарекать не имеющую отношения к делу отсебятину, возгласил:

– Вернемся, господа и госпожи окольцовцы и окольцовки, к обсуждению статьи доцента Петела, он же – Кур… Вы говорите – бить его или не бить? Так вот, – огляделся Конь-Кур, – похоже, при всем вашем праведном стремлении, бить-то и некого…

– Смылся Кургузый!

– Скурвился, после того как петухом отказался называться!

– Он опозорил весь петушиный род!

Мамаша Коко и ее цыпочки-окольцовочки, разумеется, не могли остаться в стороне от такого увлекательного действа:

– Мы не хотим называться курицами! Мы хотим называться пулярками! Эй, Лягушка, распорядись поставить наш запрос на голосование! Хотим быть пулярками! Официально!

Лег не знал, что и предпринять – он лишь мотал головой, переводя взгляд с Рябой Карлицы Глаши на мамашу Коко и ее цыпочек.

– Господа, господа! – вновь поднял крылья Конь-Кур. – Вернемся к главной теме, а насчет пулярок… Мы все и так в определенные моменты, хм, называем наших дорогих тизаночек пулярками…

Смех в зале несколько разрядил обстановку.

– Так вот, собратья-окольцовцы, – вдохновенно продолжал Конь-Кур. – Все верно вы говорите: кто-то позорит род, кто-то его прославляет. Такова жизнь. Но при всем своем и вашем всеобщем неуважении к нашему собрату Кур-Гузому, дальше в его публикации есть нечто такое, что следует обсудить. Всем нам, настоящим окольцовцам, безо всяких там кургузых!

– Что же это? Что?

В этот, казалось бы, переломный момент со своего насеста в президиуме поднялась Рябая Глаша, и секретарь Лег призвал всех к тишине.