Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [75]

Едва ли среди стран, добившихся во второй половине XX столетия независимости в ходе партизанской войны, есть хоть одна, которая бы к концу века хотя бы приблизительно подошла к тем целям, которые были поставлены уже на первые после завоевания самостоятельности годы. Таким образом, есть убедительные доводы против того, что за счет затянувшейся на долгий срок войны можно будет поправить экономическое положение имперской периферии. С помощью партизанской войны еще можно выправить технологическое и организационное отставание за счет безграничного самопожертвования и терпения населения, подняв стоимость господства для имперской державы и в конце концов вынудив ее к отступлению. Однако с этим связано, как правило, и столь глубоко зашедшее саморазрушение общества, что политическая стабильность и экономическое благосостояние становятся недосягаемыми для освобожденных территорий на десятилетия вперед.

Такой итог можно подвести, разумеется, лишь оглядываясь назад. Действующие в текущий момент акторы осознать его не могут. Напротив, на основании исповедуемых революционных теорий они убеждены, что политическая мобилизация, сопровождающая народное восстание или партизанскую войну, прямо перейдет к процессу общественной модернизации или же экономического взлета. Эти ожидания, однако, проваливаются во всех отношениях*.

* Тот факт, что партизанская война в средне- и долгосрочной перспективе не только приносит разрушение врагу, но и связана с основательным самоуничтожением, могло бы показать уже сравнительное рассмотрение ведения войн против Наполеона в Испании и Пруссии. Обе страны в начале XIX в. были оккупированы наполеоновскими войсками и искали возможности вновь освободиться от французского господства. В то время как прусские реформы следует рассматривать как попытку найти симметрию тем следствиям революционных перемен, которые

Для антиимпериалистических акторов конца XX столетия, таким образом, наличествуют существенные доводы в пользу того, чтобы избегать средств партизанской войны, если они хотят содействовать улучшению экономического положения населения на оспариваемых ими территориях. Тот, кто заботится о повышении жизненных стандартов и увеличении общественного благосостояния, сделает только лучше, если откажется от применения таких средств. Желание участвовать в процессе развития мировой экономики так или иначе приводит к необходимости вновь устанавливать связи с бывшими имперскими державами, которые контролируют мировое хозяйство, и предоставлять им значительное влияние на свой экономический и общественный порядок, тем более если новое государство заинтересовано получить кредиты от Международного валютного фонда или от Мирового банка70.

В качестве формы антиимпериалистической борьбы партизанская война проявляет себя амбивалентно. С осознанием этого тесно связано угасание влияния марксизма, бывшего когда-то ведущей идеологией освободительных войн. Как только социально-экономические соображения начали говорить скорее за кооперацию с имперским центром, нежели за борьбу с империалистической эксплуатацией, концентрирующийся в основном на социально-экономических вопросах марксизм перестал быть подходящим обоснованием для антиимпериалистической борьбы. В действительности он был давали превосходство Франции, испанцы шли по пути асимметрии, в ходе которой развили малую войну (guerilla), в известной степени самостоятельную форму ведения войны. Обе страны в конце концов внесли значительный вклад в разгром Наполеона. Однако если прусское общество после 1814-1815 гг. вступило в процесс преемственного развития, лишь насильственно ускоренный в ходе революции 1848-1849 гг., испанское общество в XIX в. пережило чуть ли не бесконечную смену кризисов и переворотов, при этом Испания все больше теряла связь с европейским ходом развития событий; см.: Bemecker. Spanische Geschichte. S. 111-149. —Прим. авт. Автор несколько идеализирует Пруссию так называемой эпохи «бидермайера» 1815-1848 гг. Согласно иной точке зрения, после глубоких реформ наполеоновской эпохи и победы над французами наступил период реакции, когда преобразования были не только свернуты, но и частично сменились восстановлением прежних порядков.

оттеснен еще задолго до того, как вследствие распространения этнически-националистических и прежде всего религи- озно-цивилизаторских идеологий был сокрушен Советский Союз, ведь они, если угодно, имели то преимущество, что не ставили успех антиимпериалистической борьбы в зависимость от социально-экономических индикаторов. Скорее речь в них шла о том, чтобы защитить этническую, культурную или религиозную идентичность. Простыми расчетами затрат и прибылей этот обоснованный идентичностью антиимпериализм описать нельзя. Его взлет, последовавший за закатом марксизма, привел к тому, что война и насилие утратили свой инструментальный характер и приобрели экзистенциальное измерение: они теперь стали не только средствами достижения определенных целей и смыслов, но и техникой самоутверждения и самоусиления. Кто не владел ею, тот шел на дно или утрачивал по меньшей мере свою культурную идентичность. Важнее, нежели результат борьбы, при этом становилась борьба за желание бороться. Обладающим самыми серьезными последствиями отражением такого хода развития событий явилось появление новых форм международного терроризма, особенно в виде акций террористов- смертников.