Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [67]

Война в Алжире стала образцом для всех антиимпериалистических или антиколониальных войн 1960-1980-х г., от Вьетнама, Мозамбика, Намибии и Анголы до Афганистана. То тут, то там партизаны пытались превратить военное присутствие великих или колониальных держав за пределами их метрополии в форму империалистического перенапряжения. С точки зрения партизанских движений применение военной силы уже не могло служить тому, чтобы, как в классических межгосударственных войнах, сделать противника беззащитным и навязать ему свою политическую волю; оно становилось лишь способом экономически ослабить противника и тем самым медленно изматывать и крушить его политическую волю. Спустя некоторое время, согласно расчетам, в имперском центре обнаружат, что присутствие на периферии стоит существенно больше, нежели приносит, и тем самым будут подкреплены позиции тех политических сил, которые уже более не готовы нести бремя имперского присутствия в отдаленных частях света. Так было в США, где средний класс все сильнее протестовал против политики правительства во Вьетнаме, затем в Португалии, где группа высших офицеров с помощью военного путча начала процесс ликвидации колониальной империи, и, наконец, в Советском Союзе, где реформаторы вокруг Горбачева настаивали на скорейшем окончании операции в Афганистане, потому что, по их мнению, она блокировала возможность внутренних реформ в СССР.

Империалистическое перенапряжение, таким образом, не является некой конкретной величиной, которая могла бы быть точно подсчитана по теоретическим выкладкам геополитики или же геостратегии. Повторное открытие партизанской стратегии в ходе Второй мировой войны, а также последовавшее за этим желание мира в европейских сообществах и не в последнюю очередь их концентрация на восстановлении разрушенного континента весьма существенно способствовали тому, чтобы линии империалистического напряжения были переосмыслены заново. Кроме того, состоялась еще и политическая мобилизация населения на периферии, и вдруг однажды территории, которые десятилетиями, если не столетиями, оставались надежными частями империи, превратились в регионы империалистического перенапряжения. Именно это и имел в виду британский премьер-министр Гарольд Макмиллан, когда в 1960 г. во время своего турне по Африке говорил, что над империей подул «ветер перемен»'[110]27. Там, где ранее о перенапряжении не было и речи, теперь констатировалось его наличие, и помимо ослабления имперских центров решающее влияние на это оказало усиление периферии.

Ослабление центра можно наблюдать по статистическим данным, а вот усиление периферии вовсе нет: к началу деколонизации ни о каком экономическом рывке колоний, протекторатов и подмандатных территорий говорить не приходится; их усиление проявляется почти исключительно в том, что они демонстрируют развитую волю к независимости и готовность к тому, чтобы принести ради этого значительные жертвы. Остались в прошлом времена, когда британцы несколькими сотнями чиновников администрации и парой тысяч солдат могли контролировать громадные территории. Стремление к самостоятельности на периферии радикально повысило траты на господство над нею, и прежде всего из- за этого линии империалистического перенапряжения были полностью передвинуты.

Те, кто после крушения Советского Союза отстаивал тезис об определенном и явном конце империй28, опирались в основном на приведенную выше схему развития событий. Они, однако, предполагали, что империалистическое перенапряжение есть величина динамическая, которая изменяется не только за счет ресурсов конфликтующих сторон и желания их использовать, но и благодаря форме имперского владычества, позволяющей по-новому оценить и взвесить ресурсы для установления господства и для сопротивления. Империя Соединенных Штатов перенаправлена с господства над территориями на контроль за потоками (капитала и информации, товаров и технологий), в ходе чего она отказывается захватывать территории на суше, потому что куда эффективнее и дешевле контролировать их с воздуха, а то и из космического пространства. В связи с этим классические формы партизанской войны как инструмента повышения стоимости имперского владычества лишились значительной части их прежней действенности. Они стали скорее средством, используя которое полевые командиры проводят свои войны за ресурсы29, а вот угрозы для инструментов глобального контролирования американской державы они уже не представляют. Бомбардировщики «стеле» и крылатые ракеты для партизан недосягаемы, и упорная поддержка их населением конфликтных регионов мало помогает бойцам сопротивления, ведь их военные цели расположены за пределами этих областей.

Издавна обустройство асимметричного перевеса в силах было средством, за счет которого имперские акторы оказывались в состоянии передвигать линии перенапряжения и тем самым открывать для себя новые пространства, которые иначе остались бы для них закрыты. Это верно уже для классических империй римлян и китайцев: по сравнению с противником их армия была эффективнее организована, лучше вооружена, и, как правило, управлялась более осмотрительно, однако решающим было то, что империя делала данный перевес постоянным, то есть могла провести его своеобразную институционализацию. Конечно, при этом речь шла о довольно слабо оформленной асимметрии30, которая, как правило, вполне могла быть компенсирована за счет соответствующих усилий противника — будь это копирование им имперской военной организации, приглашение им ремесленников и инженеров и использование их знаний и навыков для противостояния империи31.