Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [66]

Сделанные Клаузевицем военно-стратегические умозаключения о кульминационном моменте атаки нашли свое непосредственное отражение в теориях об империалистическом перенапряжении. Есть тезис Чалмерса Джонсона о том, что ЫошЬаск[108] угрожает США особенно в тихоокеанском регионе: ведь там они будто бы уже перешли к кульминационному моменту экспансии, и первые признаки грозящего поражения будто бы уже вполне различимы18. Направленное в адрес США некоторыми аналитиками предупреждение о том, что они должны избегать перехода от гегемонии к империи, так как в случае провала империи они лишатся и гегемонии19, также построено на модели кульминационного момента и неудачи. При этом теорема Клаузевица в данном случае упрощается, ведь решением проблемы, пусть и уже в непосредственной близости от кульминационного момента, становится лишь принципиально сдержанное поведение. Конечно, Клаузевиц так не думал. Его совет не сводился к последовательному избеганию рисков, ведь он был убежден, что некоторые вызовы могут быть парированы только тогда, когда при необходимости принимаются рискованные решения: «Если вдуматься, из скольких элементов образуется соотношение сил, то становится понятно, как тяжело в некоторых случаях обойтись тому, кто из двух сторон обладает превосходством в силах. Зачастую все повисает на тонком волоске воображения»20.

Если абстрагироваться от того, что Клаузевиц строил свои выводы на основе территориальной модели маневра, уже не актуальной для морских империй в современную ему эпоху, а также не принимать во внимание, что за счет выхода в воздушное и космическое пространство дело дошло до «детерри- ториализации» военных навыков, то в принципе его теорема вполне применима и для современной расстановки сил. Особенное значение при этом получает клаузевицевское указание на многочисленные неизвестные в раскладе сил, которые сегодня еще сложнее учесть, нежели в его времена. Соответственно, вопрос о возможном перенапряжении теперь уже не может быть сведен к соотношению между имеющимися вооруженными силами и размерами контролируемых территорий, прежде всего следует учитывать экономический потенциал имперской державы, а также «моральное» состояние его населения. Оба аспекта определяют устойчивость державы, а так как партизанская война концентрируется на том, чтобы измотать противника, политическую волю которого сломить не удается, оба фактора приобретают определяющее значение.

Риск империалистического перенапряжения, таким образом, заключается в основном в том, что ресурсы империи начинают истощаться, и этот риск становится тем больше, чем более точно знают антиимпериалистические силы, какие из ресурсов у империи особенно ограничены и какие в общем- то могут быть неистощимы. А потому вовсе не случайно, что многие вожди антиимпериалистических войн предварительно проводили долгое время в имперском центре и там могли ознакомиться с сильными и слабыми сторонами империи. Однако еще до того, как дойдет до угрожающего уровня сокращения материальных ресурсов империи, готовность стойко держаться у населения имперского центра уже бывает истощена. Поэтому «моральное» состояние населения империи становится главной целью атак антиимпериалистических акторов, и неважно, придерживаются ли они стратегии партизанской войны или же практикуют терроризм.

Римская и Китайская империи еще могли быть побеждены их противниками военным путем; это также касается и Испанской, и Османской империй, однако уже не верно для Британской державы и, конечно, для царской России. Ни Наполеон, ни Гитлер не сумели атаковать непосредственно Великобританию, а стратегия непрямых действий, примененная в Северной Африке, также не принесла желаемого успеха. Закат Британской империи был экономического рода, и он происходил медленно и постепенно между 1914 и 1956 гг.21 Затраты и потери, которые понесла империя в двух гегемониальных войнах в Европе, а также в войне с Японией за свои восточноазиатские колонии, так ослабили страну, что она уже не могла решиться на растянутую на долгий срок оборону своих колоний, требовавшую сопротивления разнообразнейшим движениям за независимость, и потому, как правило, отступала без боя22. Империалистическая мудрость и предусмотрительность британцев проявилась и еще в одном: они, в отличие от французов, поняли, что границы империи слишком растянуты и придется отодвинуть их назад. То, что в конце концов они почти совпали с границами метрополии, проявилось в принятом в конце 1940-х гг. решении предоставить независимость Индии, ядру империи, что тогда никто и представить себе не мог. Тем самым на долгое время было сохранено представление, что Empire фактически продолжает существовать под видом Commom- wealth[109]23.

Не считая немногочисленных исключений в виде Кении и Бирмы, британцы отказались от того, чтобы сохранять свою империю военными средствами. Французы, напротив, пытались сделать именно это и в Индокитае потерпели военное поражение, а в Северной Африке — экономическое и психологическое. После капитуляции крепости Дьенбьенфу в болотах на важнейшей линии коммуникаций между Лаосом и Вьетнамом в мае 1954 г. война за Индокитай была проиграна на поле боя — не в последнюю очередь потому, что США отказались предоставить материально-техническую поддержку, что позволило бы продолжить боевые действия24. В Алжире же, наоборот, ситуация была совершенно иной: там было более миллиона французских поселенцев, которые вполне натурализовались в стране, и можно было обратиться за существенной поддержкой со стороны алжирских военных соединений; была известная поддержка и среди средних слоев населения страны, которые поначалу выказывали интерес не к независимости от Франции, а к получению полных политических прав. После продолжавшейся восемь лет войны, приведшей к глубочайшему расколу французского общества, Франция была столь потрясена экономически и деморализована психологически, что в 1962 г. Эвианскими соглашениями приняла независимость Алжира25. Война в Алжире, которая французами велась решительно с политической и компетентно с военной точек зрения, показала, что колониальные державы могут быть политически побеждены и тогда, когда их не могут разбить военными средствами. Францию удалось измотать экономически и психологически средствами партизанской войны26.