Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [62]

ентированные на морские пути великие державы начинают устанавливать свое господство и на материке или когда про- исходит консолидация континентальных держав. Примером первого случая являются британцы, последнего — китайцы, а Рим вполне можно рассматривать как их смешанный вариант.

Если империям удается решить проблему обещаний процветания, а также за счет дискурса о варварстве возвести воображаемые границы, обеспечив всю силу убедительности имперской миссии и в конце концов гарантировав мир на покоренных ими территориях, то тогда они достигают стабильности и долговечности. Взаимодействие вышеназванных факторов гарантирует продолжение существования империи, и наоборот, если отдельных из них не достает, начинается ее распад. Одновременно к этому прилагают усилия и враги империи.

Крушение империй из-за силы слабых

Целый ряд империй потерпел крушение из-за сильных конкурентов. Они были либо побеждены военными средствами, либо низведены до статуса региональных держав, либо же столь ослаблены, что исчезли с политической карты мира в ходе последовавших за этим революций и гражданских войн. Наполеоновская империя и вильгельмовская Германия — скорее претенденты, нежели уже состоявшиеся империи, — после военного разгрома решением держав-победительниц были сделаны национальными государствами, мощь и силы которых должны были соответствовать функциональным императивам европейской системы равновесия. Их военный крах, пусть и в более драматической форме, являлся повторением крушения Испании в течение первой половины XVII в.1 Напротив, царская Россия, Османская империя, а также Дунайская монархия пошли ко дну вследствие комплекса их внутренних слабостей, военных поражений в борьбе с державными конкурентами и, наконец, восстаний и революций внутри них. В то время как наполеоновская Франция и вильгельмовская Германия были разгромлены непосредственно военным перевесом их противников, в случае России, Австро-Венгрии и Османской империи военные поражения были лишь конечным пунктом уже долгое время шедшего процесса распада, который с помощью вступления в Первую мировую войну собирались, наоборот, приостановить и обратить вспять.

Более показательным, нежели крах империй из-за сильных противников, является случай, когда они были поставлены на колени более слабыми контрагентами, от которых не ожидали сколько-нибудь серьезной угрозы. Если имперские акторы, равные им по силе или даже более сильные, были поставлены на место, это свидетельствует, что они уже не обладали в достаточной мере существенными признаками империалистической державы: мировым господством или же, по меньшей мере, единоличным господством в рамках своего «мира»; они были империями лишь в ограниченном смысле, так как их все же можно определить как державы, у которых в пределах их «мира» нет сравнимых с ними по силе или же даже более сильных конкурентов. То, что мы здесь рассматриваем, является, таким образом, не крахом империй вообще, а лишь взлетом или падением великих держав. Эта проблема разъяснялась в рамках теорий о войнах великих или гегемо- ниальных держав2, однако они достаточно мало занимались проблемами имперского порядка и его крушения.

Конечно, как уже было показано выше, различия между ге- гемониальной державой и империей в реальности ни в коем случае не являются столь однозначными и четко выраженными, как того требовал бы терминологический порядок: имперские миры могут пересекаться друг с другом, как это было между Испанией и Англией в XVII столетии или между Англией и Францией в ходе Семилетней войны в борьбе за господство в Северной Америке, а также, наконец, между Англией и Россией на линии конфликта, протянувшейся от Черного моря до Гиндукуша. В зонах наложения миров гегемонист- ские и имперские войны смешивались, и поэтому далеко не всегда ясно, состязались ли здесь между собой за лидерство великие державы или же одна из имперских держав пыталась сломить сопротивление антиимперских акторов. Так называемые опосредованные войны в ходе конфронтации Запад — Восток примерно соответствуют такой схеме: одна из имперских держав рядится в одежды антиимпериалистической и поддерживает движение сопротивления на имперской периферии противника, чтобы тем самым подогревать гегемониальный конфликт, который вследствие наличия у обеих сторон атомного оружия уже нельзя перевести в стадию большой войны.

Таким образом, не всегда ясно, действительно ли империи, вступая в конфликт на своей периферии с более слабыми антиимпериалистическими акторами, имеют дело только лишь с ними или же за ними стоит центр другого имперского «мира», который использует эту возможность, чтобы способствовать поражению мощного конкурента в борьбе за гегемонию в его «мире» или же на ничей территории между «мирами». Приводя здесь лишь самые важные из примеров, можно указать, что с США так поступили во Вьетнаме, а с Советским Союзом — в Афганистане.

Прежде чем конкуренты в борьбе за гегемонию получили в свое распоряжение атомную бомбу, а также соответствующие средства ее доставки, а потому стали невозможными большие войны за гегемонию, мелкие империалистические войны на периферии империи всегда таили в себе опасность, что они перерастут в гегемониальные, если там пересекутся зоны интересов и влияния кандидатов в империи. Это также можно наблюдать в том неприятном положении, в котором оказались европейские державы в Первой мировой войне: для австрийского начальника генерального штаба Конрада фон Гётцендорфа война против Сербии, к которой он стремился целенаправленно, была мелкой империалистической войной, в которой должен был быть поставлен на место, а то и ликвидирован постоянный нарушитель внутреннего спокойствия в Дунайской монархии. Несмотря на проблемы, которые имели австро-венгерские войска в первый год войны с сербской армией