Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [59]

В любом случае они основывались на сохранении, а не на уничтожении имевшихся отношений господства и социальных структур, а формой объединения новых земель был обмен, но не сила. Степные кочевники побеждали и уничтожали существовавший порядок, чтобы завладеть его ценностями и сокровищами; купцы-авантюристы, следовавшие за великими первооткрывателями и создававшие морские империи, примыкали к действующим политическим структурам и производственным отношениям, выстраивая связи между ними, забирая под свой контроль межрегиональную торговлю и организуя экономический обмен на огромных пространствах, устанавливая там для своей выгоды terms of trade65.

Разумеется, сохранившееся длительное время при постепенном возрастании объемов торговли господство европейцев в торговой сфере подрывало обнаруженные ими на периферии социальные и иерархические структуры. Незаметно, но неуклонно подвергались эрозии те условия, от которых были зависимы торговые империи. Они в известной степени подрывались ими самими, и рано или поздно оказывались уничтоженными. Тогда, если империя хотела существовать и впредь, следовало начинать инвестировать ради стабилизации властных отношений и социальной структуры. Эти инвестиции могли быть направлены на развитие инфраструктуры, дальнейшее развитие производственных технологий или на оборудование индустрии, на содержание гарнизонов в крупных городах и на стратегически важных позициях или же на отправку в регионы административного персонала, который обеспечил бы формирование современной системы управления. Тем самым вынужденно повышались и затраты на империю, и центр, проводящий имперскую политику, чтобы заработать больше средств, в этих обстоятельствах почти всегда принимал решение отказаться от прямой ответственности за территории, контролируемые технически и через торговлю, усматривая больше выгоды в коммерции.

Если принять во внимание глобальные закономерности истории мировой экономики, то морские и торговые империи во второй половине XX в. были сменены глобальной экономикой, которая поначалу и в течение некоторого времени функционировала при куда меньших затратах. Могло ли так продолжаться и в дальнейшем, это другой вопрос. К нему мы еще вернемся66.

Переход через «августовский барьер» можно понимать как альтернативу постепенной утраты периферии центром: при этом следует сравнительно рано начать инвестировать в периферию, чтобы заинтересовать ее в сохранении имперского порядка. При этом для имперской политики есть три опции, которые могут быть использованы как поодиночке, так и, что бывает чаще, в сочетании друг с другом: первая возможность состоит в предоставлении коллективных благ — мира внутри имперского пространства, гарантий законности и верных шансов на развитие и процветание хозяйства, — в чем живущие на имперской периферии принимают участие в той же мере, что и граждане центра, так что из наслаждения преимуществами не может быть исключен ни один из жителей империи.

Кроме предоставления коллективных благ можно повысить и уровень жизни на имперском пространстве, а также сам способ экономических взаимосвязей на этой территории. Предпосылкой этого является значительная диверсификация изготавливаемой в различных областях империи продукции, которой затем можно будет обмениваться внутри имперского пространства. В случае с Римом помимо прочего это проявлялось и в импорте зерна из Сицилии, Египта, Северной Африки, навстречу шел экспорт вина и оливкового масла из Италии67. Экономическая взаимозависимость на имперском пространстве таким образом покоится на том, что региональные натуральные хозяйства сменяются производством в большем объеме, чем увеличивается объем обмениваемой продукции, а сама торговля становится более постоянной. Масштабы, в которых развиваются производство излишков продукции и торговля ими, конечно, в решающей степени зависят от безопасности морских коммуникаций и торговых путей. Предоставление коллективных благ и повышение степени экономической взаимозависимости поэтому теснейшим образом связаны между собой.

Однако империя несет ответственность не только за безопасность торгового пространства; по большей части оно вообще является лишь следствием имперской экспансии: за войсками следуют строители и инженеры, имеющиеся гавани расширяются, закладываются новые, а за счет постройки дорог и мостов имперское пространство превращается в единое экономическое. Крупные программы римлян по строительству дорог во II столетии до н. э., via Appia, via Flaminia и via Aemilia[99], не только основывались на хорошо продуманном взаимодействии между экономическими и военными функциями, но продемонстрировали, что Рим обладает способностями учиться и развиваться для обустройства своей империи. Предпосылками для дорожно-строительных программ были их достижения в строительстве мостов, что позволило проводить идеально ровные дороги. Извилистые тропы старых торговых путей, где можно было обойтись только вьючными животными, а на телеге было не проехать, заменили на прямые и мощеные (то есть проходимые в любое время года) дороги, что и стало знаком цивилизационных достижений империи. Помимо военных и экономических функций дороги послужили еще и романизации и культурному объединению имперского пространства. При императоре Диоклетиане общая протяженность дорожной сети в Римской империи составила 85 тысяч километров68.