Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [14]

Если обращать внимание исключительно на европейскую политическую публицистику конца XIX — начала XX века, то действительно может сложиться впечатление, что образование империй являлось исключительно результатом империалистических устремлений элит1. При этом решающую роль играла конкуренция европейских держав: тот, кто в ходе гонки за приумножением политической и экономической мощи оставался позади, не просто уступал территории своим конкурентам, а вообще оказывался на пути к гибели[18]. И только тот, кто был способен возобладать в ходе соревнования за самые привлекательные доли в мировом господстве и важнейшие в мировой экономике ресурсы и рынки, мог остаться самостоятельной политической силой. Национализм, соци- ал-дарвинизм и обстановка нервозности привели как Европу, так и соседние с ней державы, Россию и США, в состояние лихорадочного возбуждения2: теперь казалось, что судьба континента зависит от распределения сфер влияния и владения за пределами Европы.

Фаза дикой, изнурительной конкуренции вряд ли может в дальнейшем осознаваться как последствие рациональных и вполне продуманных решений, и, в конце концов, колониализм вовсе не дал европейцам того, что они надеялись от него получить. В контексте экономических теорий империализма это противоречит ожидаемому результату: империализм в них рассматривается как одна из самых брутальных форм ограбления и подавления, которая только была в истории. Колониальный империализм, без сомнения, был таким, однако из-за его насильственно-эксплуатационных методов он, как правило, давал столько же, сколько поглощал. С точки зрения народного хозяйства, он был одним большим политическо- экономическим просчетом.

Динамика саморазрушения капитализма: экономические теории империализма

Как же можно объяснить такую ошибку в расчетах? К тому же она была сделана не одной из стран или не только европейским континентом, откуда и началась известная и пре

словутая Scramble for Africa3[19], но затем охватила и весь мир. Империалистической лихорадкой тогда руководствовалась и японская, и американская политика: Япония рвалась на континент в Восточной Азии, прежде всего в Маньчжурию, где вступила в конфликт с Россией; следствием этого была русско-японская война 1904-1905 годов, которую можно обозначить как классическую империалистическую войну. После испано-американской войны 1898 года и США утвердились не только в центральноамериканско-карибском регионе: они аннексировали и Филиппины, где были втянуты в многолетнюю, кровопролитную партизанскую войну4.

Была ли подобная ошибка в расчетах вызвана истерией, которая распространялась, словно эпидемия, и сделала для элит невозможным рациональное следование своим интересам? И действительно ли чрезмерное накопление или, наоборот, недостаток потребления в наиболее продвинутых в экономическом отношении странах проявились в том, что приходилось открывать все новые рынки для товаров и все новые возможности для инвестирования капиталов, как особо подчеркивают марксистские теории империализма? Или же, как полагал Йозеф Шумпетер, империализм конца XIX — начала XX века был лишь последним усилием элит предсовремен- ности, которые не желали прогибаться перед новым духом торговли и перемен и поэтому давали ход завоевательным проектам, хотя и тогда уже было вполне ясно, что они не окупятся ни сейчас, ни когда-либо еще5?

В принципе, для создания целого ряда больших держав в XIX столетии и связанных с этим конфликтов есть два возможных объяснения: одно исходит из принципиальной иррациональности такого хода событий и рассматривает эту иррациональность во все более рационализирующемся мире как проблему; другое понимает империализм как рациональную манеру действий самых влиятельных действующих лиц в составе капиталистического мира, причем конкуренция национальных капиталов, а также их амортизационные издержки воспринимаются как задающие направления для им- периалистической экспансии. Последняя точка зрения дает понять, почему в соответствующих теориях речь очень редко идет о процессе возникновения и взлета крупных держав, зато прежде всего ставится вопрос, есть ли у капитализма будущее, и если да, будет ли оно эпохой варварства, как пророчествовала Роза Люксембург, или же капиталистическая динамика позволит себя регулировать социально-политическими реформами, как полагал Джон Аткинсон Гобсон.

Гобсон, первым на рубеже XIX и XX веков обосновавший экономически теорию империализма (над трудами которого потом поработали и большинство последующих теоретиков империализма[20]), был того мнения, что империалистическая политика, рассматриваемая с точки зрения интересов всего общества, не принесла бы никакой прибыли. Напротив, он полагал ее в целом слишком затратным занятием. Ни в коем разе прибыли от торговли с экономически неразвитыми, частично даже еще не освоенными территориями не составят приемлемого соотношения с затратами на военные нужды и администрацию, которые связаны с поддержанием империи, а уже об инвестициях в инфраструктуру таких регионов можно и вовсе умолчать.

Однако кто же тогда заинтересован в развитии настолько нерентабельных империй? Не налогоплательщики, торговцы и предприниматели, считал Гобсон, а лишь финансовый капитал, ищущий прибыльных вариантов инвестирования. Имперская экспансионистская политика открывает такие возможности, разумеется, если государство предоставляет соответствующие гарантии и готово к тому, чтобы военным путем вмешаться в заокеанские дела и защитить инвестиции от восстаний и гражданских войн, а при необходимости даже принять на себя и политический контроль над подчиняемыми территориями6. Чтобы подвигнуть на это государство и большинство сограждан, добиваться самых выгодных и надежных инвестиционных вариантов за морями, финансовый капитал манипулировал общественным мнением; он будил националистические инстинкты и формировал проимпериалисгические настроения, которые ради интересов отечественного капитализма в заокеанских инвестициях превратились бы в некую национальную задачу. Таким образом, для Гобсона империализм в принципе был проектом внутреннего перераспределения в экономически развитых обществах.