Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США - [12]

в определенный период, но вовсе не о способном выдержать эмпирическую проверку критерии научного анализа.

Процентная доля господствующего народа в рамках населения империи показывает, что из этого едва ли можно делать выводы относительно пространственных масштабов и временной продолжительности империи: так, доля китайцев хань в Китайской империи почти всегда превышала 90 %; доля русских в царской империи в 1897 году составляла 44 %[16]; австрийские немцы в Дунайской монархии, по данным последней переписи, насчитывали около 24 %, а британцев в их мировой империи в 1925 году было около 10 %31. По меньшей мере, в кратко- и среднесрочной перспективе эти цифры едва ли позволяют делать дальнейшие умозаключения. Годного для всех империй критерия из этого вывести не удастся.

Неизбе жность империалистических интервенций, возможность нейтралитета и мелосский диалог у Фукидида

Куда более перспективным является указание не на полиэтнический или же многонациональный характер империй, а на стремление центральной имперской власти к политической или военной интервенции в рамках контролируемого этой властью «мира». Империя не имеет возможности избегать этого стремления, не ставя себя под угрозу. Иными словами, империя не может нейтрально относиться к тем странам, которые входят в сферу ее влияния, и, соответственно, не поощряет нейтральную позицию самих этих стран. Возможность подобного нейтралитета существует лишь внутри «мирового» порядка, определяемого государственной моделью. Империя же, напротив, сохраняя нейтралитет при конфликтах внутри ее «мира» или на его периферии, вынужденно теряет свой имперский статус. Это также отличает империи от государств. Многие из недавних помех в американско-европейских отношениях, очевидно, проистекают из того, что такая разница недостаточно учитывается.

То, что империи и, в несколько более слабой форме, державы-гегемоны находятся в перманентном стремлении к интервенции, в значительной мере затрагивает проблему убедительности, с которой они сталкиваются совершенно иначе, нежели неимперские державы. Известный пример — конфликт между афинянами и мелосцами, который описал Фукидид в «Истории Пелопонесской войны»32. Речь шла о желании мелосцев держаться подальше от войны между Афинами и Спартой. Мелосцы заявили, что Афины могут без сомнений принять соблюдение нейтралитета маленьким островом в Эгеиде, пространстве, контролируемом Афинами; в войне против Спарты участие мелосцев ни с политической, ни с военной точки зрения веса иметь не будет, в то время как великодушие афинян, если они не будут принуждать мелосцев к войне, создаст им повсеместную славу. Афиняне в ответ указывали, что, уступи они сейчас, схожую свободу принятия решений потребуют и другие союзники. Власть Афин в кратчайшее время сильно пошатнется, либо им придется бесконечно восстанавливать свой политический авторитет силой оружия. Поэтому мелосцы должны подчиниться — иначе их город будет уничтожен. Вероятно, Афины вполне могли бы смириться с мелосским нейтралитетом, если бы они не привели мощный флот к Мелосу. Но пути назад без нанесения существенного урона авторитету Афин уже не существовало. Всякий компромисс с мелосцами привел бы к потере Афинами престижа, мощи и влияния.

В «Мелосском диалоге» видят классический пример разговора, стороны которого не слышат друг друга33. И это, несомненно, верно, однако кажущееся недопонимание может быть прежде всего объяснено несовместимостью имперской логики действий старшего партнера и ожиданий младшего. Афины не захотели признавать мелосцев равными себе.

В литературе, посвященной Фукидиду и истории афинской морской державы, есть две противоположные интерпретации. В первом случае утверждается, что Фукидид в исходе мелосской проблемы полагал правыми афинян: Мелос пал, мужчины были перебиты, женщины и дети угнаны в рабство. Вопреки логике действительного хода событий, каким его видели Афины, мелосцы во вред себе слишком много хотели и на многое надеялись, что и привело их к неверной оценке обстановки, а затем к гибели. Такая интерпретация не ограничивается тем, что констатирует значимость фактических аргументов афинян. Еще более она оправдывает афинян на деле: в связи с тяжелым положением города в войне со спартанцами, колебаниями в стане их союзников, а также исходя из того обстоятельства, что непокорность почти всегда находит отпор, им будто бы не оставалось ничего иного, как подчинить Мелос, — в пользу или во вред имперскому владычеству на пространстве Эгеиды; еще одно любое такое же мелкое попустительство могло бы иметь тяжелые последствия. Отсутствующая в рамках имперского «мира» возможность соблюдения нейтралитета, таким образом, обозначается тем, что в случае серьезной провокации этому «миру» приходится выбирать «за» или «против» имперского господства, а нейтральная сдержанность рассматривается как скрытое враждебное поведение. Высказывание президента США Буша «Кто не с нами, тот против нас»[17] в этом контексте является чистосердечным проявлением имперской логики.

Согласно второй интерпретации, значение конфликта не исчерпывается событиями непосредственно вокруг Мелоса, а требует анализа изложения всей истории войны Фукидидом.