Императрица - [17]

— Мы с ней сестры, — если я ей нужна, то я пойду.

— Спасибо, госпожа, — обрадовался главный евнух. — Я сам провожу вас и подожду вашего возвращения.

Вот так и случилось, что в тот же день новая фаворитка императора, лежавшая на своей кровати с сухими глазами, в которых рыдало отчаяние, увидела стоявшую в дверях кузину. Ехонала еще острее почувствовала, как ненавидит эту жизнь, и сожалела, что выбрала величие. Теперь она знала его цену.

— Сакота! — заплакала Ехонала и протянула к ней руки.

Растаяв от такого приветствия, Сакота сразу подбежала к ней. Обнявшись, молодые женщины залились слезами. Ни одна не решалась говорить о том, что знали обе, — ведь Сакоте эти воспоминания были столь же отвратительны, как и Ехонале.

— О, дорогая сестра, — плакала Сакота. — Три ночи!.. У меня была лишь одна.

— Я не вернусь к нему, — прошептала Ехонала.

Она так судорожно обняла кузину за плечи, что та едва могла дышать. Сакота опустилась на кровать.

— О, сестра, ты должна!.. — воскликнула она. — Иначе, дорогая, подумай, что они с тобой сделают. Теперь мы уже не принадлежим самим себе. Тогда Ехонала, опять же шепотом, чтобы не подслушали евнухи, открыла кузине свое сердце.

— Сакота, мне еще хуже, чем тебе. Ты ведь не любишь другого мужчину! Я же, увы, знаю, что люблю. В этом-то все несчастье! Если бы я не любила, мне было бы все равно. Что такое женское тело? Это лишь вещь, которую либо придерживают для себя, либо отдают. Когда не любишь, им не гордишься. Оно бесценно только когда сама любишь — и тебя тоже любят.

Ей не требовалось называть имя. Кузина знала, что это был Жун Лу.

— Слишком поздно, сестра, — проговорила Сакота и погладила мокрые щеки Ехоналы. — Теперь уже никуда не денешься.

Ехонала оттолкнула ласковые руки.

— Тогда мне лучше умереть, — сказала она, и голос ее сорвался. — По-настоящему я жить не буду.

И она снова заплакала на плече у кузины. У маленькой Сакоты было нежное женское сердце. Утешая Ехоналу, поглаживая ей лоб и щеки, она размышляла о том, как ей помочь. Вырваться из дворца невозможно. Если наложница убежит из Запретного города, то во всем мире места ей уже не найти. Ехонала не сможет вернуться в дом отца Сакоты, потому что тогда за ее грех будет казнена вся семья. А где еще спрятаться беглянке? Затеряться среди незнакомых людей ей не удастся, — все будут любопытствовать, кто она такая. А о том, что из дворца императора скрылась наложница, будет объявлено во всеуслышание на каждом углу. Нет, любую помощь и поддержку следует искать в этих стенах. Интриг здесь предостаточно, и хотя ни один мужчина, кроме Сына неба, не мог оставаться в Запретном городе на ночь, все равно днем женщины имели любовников.

Но как же она, императорская супруга, может опуститься до сделок с евнухами, тем самым отдав себя им во власть? Она не пойдет на это. И не только из страха, но и из-за своего положения.

— Дорогая кузина, — начала Сакота, скрывая свои мысли, — ты должна поговорить с Жун Лу. Попроси его сказать моему отцу, что ты не можешь здесь оставаться. Возможно, отец сумеет выкупить тебя, обменять на другую девушку или даже объявит, что ты сошла с ума. Конечно, кузина, это произойдет не сразу, ведь по слухам, наш господин очень тебя полюбил. Но позже, когда твое место займет другая, можно будет попытаться что-то сделать.

Сакота говорила искренне, ей невдомек были тайные переживания: любить она никого не любила, да и ревновать не умела, но гордость Ехоналы была уязвлена. Как, ее предполагалось сместить?! Раз Сакота заговорила об этом, то, возможно, она слышала подобные разговоры от служанок и евнухов? Ехонала села на кровати, откинула с лица рассыпавшиеся волосы.

Я не могу попросить родича ко мне прийти! Ты знаешь это, Сакота! По дворам разлетятся сплетни. А ты можешь послать за ним, он ведь и твой родич. Пошли же и передай ему, что я наверняка наложу на себя руки. Передай, что я на все готова, лишь бы вырваться отсюда. Здесь тюрьма, Сакота, мы все в тюрьме!

Я вполне довольна этой тюрьмой, — мягко возразила кузина. — По-моему, здесь неплохо.

Ехонала искоса взглянула на нее.

— Ты всегда довольна, если можешь тихо сидеть и заниматься своей вышивкой!

Ресницы Сакоты опустились, ротик искривился:

— А что еще делать, кузина? — грустно спросила она.

Ехонала закрутила волосы в большой узел.

— Делать! — воскликнула она. — Об этом я и говорю! Здесь ничего нельзя делать — нельзя пойти на улицу, нельзя даже высунуть голову за ворота и посмотреть, дают ли на углу представление. С тех пор как я попала сюда, я не видела ни одного спектакля, а ты знаешь, как я их раньше любила. Книги, живопись. Хорошо, я рисую. Но для кого? Для себя! Этого мало. А ночью…

Она вздрогнула, подтянула колени и положила на них свою гордую голову.

Сакота долго сидела молча, сознавая, что ничем не утешит эту неистовую красавицу, которую она и в самом деле не понимала. Ведь женщина не может своей яростью изменить то положение, которое ей дано от рождения. Затем супруга императора поднялась.

— Кузина, дорогая, — начала она своим вкрадчивым голосом. — Я ухожу, а тебя пусть искупают и оденут. Потом ты поешь что-нибудь твое любимое. А я пошлю за родичем. Когда он появится, не гони его. А если пойдут сплетни, я скажу, что сама велела ему тебя навестить. — С этими словами Сакота легко, подобно перышку, дотронулась до склоненной головы Ехоналы и удалилась.