Императорский покер - [56]

5. Наверняка, у Пьера Дару имелся опыт в шпионском ремесле (а может и любовь к нему). Когда была раскрыта его переписка 1798–1799 годов, стало известно, что в этот период он шпионил за поляками, Косцюшко и Домбровским, в Отейле. Шимон Ашкенази написал о Пьере Дару в своей фундаментальной работе "Наполеон и Польша": "Это был только лишь на первый взгляд гибкий, неутомимый администратор, суровый и не имеющий собственных интересов служака, грозный усердный чиновник (…) В действительности же, похоже, это был никем не раскрытый хитрец, которого никто не смог раскрыть в течение жизни и до самой смерти…".

6. Оба, и отец, и сын Дару, были очень богаты, что не может нас удивлять, поскольку в те времена ни на каком ином месте нельзя было обогатиться сильнее, как на должности армейского интенданта или поставщика.

У французов, скорее всего, уже нет сомнений, что супер-изменниками, спрятавшимися под маской «Парижского знакомого» были месье Ноэль и Пьер Дару. Среди всего прочего, это нашло отражение в одной из лучших биографий Наполеона, написанной выдающимся французским наполеоноведом, Лефевром[71]. Но стопроцентной уверенности иметь нельзя — на горячем их никто не поймал.

Я и сам посвятил много времени, исследуя эту увлекательнейшую загадку в пятом раунде императорского покера. Возможность провокации со стороны французской разведки (такие голоса были[72]) я отбрасываю — в рапортах "Парижского знакомого" уж слишком много важных сведений и имен. Разыскивая — я нашел, как мне кажется, доказательство, перечащее критикам гипотезы об измене Дару и дополнительные предпосылки, которые данную гипотезу подтверждают.

Ее критики утверждают, будто бы первый "Парижский знакомый", указывая в письмах к д’Антрегу свой возраст, сам эту же гипотезу ниспровергает — указанный возраст не совпадает с возрастом Ноэля Дару. Минуточку, месье, он этим возрастом жонглировал. В письме от 14 февраля 1804 года на одной странице он указал, что ему пятьдесят четыре года, а несколькими страницами далее, что шестьдесят три. А вот теперь и предпосылки. Просмотренные мною рапорты второго "Парижского знакомого" написаны очень красивым французским литературным языком. Пьер Дару был известным и признанным писателем, автором нескольких исторических трудов (например, "Истории Венеции"), литературных работ (например, поэмы “La Cléopide”) и переводов Горация. Дело другое — близким приятелем Пьера Дару был знакомый д’Антрега, генерал Матье Дюма. И, наконец, третья, некий психологический фактор: как заявил прекрасно знавший его и работающий в его конторе кузен Пьера Дару, Стендаль (ну да, автор «Красного и черного») — Дару-младший, этот трудоголик и верный спутник "бога войны", буквально "болезненно боялся Наполеона"! Так вот — если из страха работаешь на кого-то сверх собственных сил, если это превращается чуть ли не в болезненное состояние, тогда ты ненавидишь этого «кого-то», и уж наверняка не любишь. Это самая очевидная реакция, буквально биологическая, и не нужно быть психоаналитиком, чтобы это понимать, И все же, несмотря на все это, не надо считать, будто бы нам до конца понятно, что и где в этой загадке красное, а что черное.

Правда, выигрыш в этой раздаче не принес Александру ожидаемых выгод, поскольку все усилия д’Антрега Наполеон разрушил своим мечом под Аустерлицем и под Фридландом, хотя с точки зрения престижа здесь имелось болезненное поражение императора французов. Что же касается самого д’Антрега, то перед Тильзитом он был уволен из российской разведки своим заядлым врагом, министром Румянцевым, перешел на службу к англичанам, осел в Лондоне и там же был убит в 1812 году в результате взаимных расчетов после неудачи операции "Шахматист"[73].

То, что «Парижских знакомых» не расшифровали и не стали на их след, навечно останется одним из величайших провалов наполеоновской контрразведки. Ефим Черняк верно написал, что "Наполеон был не только единственным и наиболее выдающихся военачальников в истории, но и как организатор разведки он на голову превышал большую часть своих противников". Но здесь напрашивается следующее наблюдение: если наполеоновская разведка и вправду была действенной машиной, то контрразведка справлялась гораздо хуже. Французы сгорали в ходе добычи информации о противнике, и им не хватало огня для противодействий шпионам неприятеля.

Понятное дело, нельзя сказать, будто бы контрразведка Бонапарта вообще не предпринимала усилий с целью обезвредить д’Антрега. Ну так что с того, если д’Антрег тут же об этом узнавал. Осенью 1804 года в Дрездене появился французский офицер из армии Ганновера, полковник Саго, со специальной миссией. Он связался с тремя своими агентами: Пелагрю, Брюгсом и поляком Забеллой. Но каким образом его деятельность могла принести хоть какие-то результаты, если уже в декабре того же года "Парижская знакомая" передала д’Антрегу… содержание рапорта Саго в парижский центр? Содержание этого рапорта предоставила ей мадам Копонс.

У российской контрразведки успехов было не больше, но у русских, по крайней мере, имелись конкретные, направленные подозрения. Адам Чарторыйский приказал д’Антрегу спросить у "Парижского знакомого", являются ли шпионами французский консул в Москве, Лессепс, прусский дипломат, Ломбард и драгоман Фонтон. Удивительная вещь — "Парижский знакомый" вообще не ответил на этот вопрос, полностью его проигнорировал.