Императорский покер - [3]
Екатерина ІІ это создание ненавидела. Всю свою любовь, столь же огромную, каким было ее отвращение к сыну, она перенесла на внука Александра, именно его решила она посадить на троне, пропустив Павла. Этому намерению помешала "быстродействующая апоплексия", к которой я еще вернусь, и которая повалила императрицу 17 ноября 1796 года. Тогда Павел воспользовался временным замешательством в Зимнем дворце и вскочил на трон под именем Павла І[7].
Перипетии с "левым" происхождением детей, традиционные в царской семье, не обошли и Александра, в чем, впрочем, виноват уже был он сам. Женившись на дочери правящего баденского князя, Елизавете Алексеевне, он не обращал внимания на жену весьма характерным для правящих особ способом, меняя, словно перчатки, дам высокого рода, актрис и бедных мещанок. Точно так же поступал и Наполеон. Об этой придворной эпохе, в которую проституция начала вырождаться в результате динамичной конкуренции со стороны "приличных дам", которым их "приличие" стало надоедать[8], писал профи — Джакомо Казанова: "В наши счастливые времена вовсе не нужны продажные девки, когда встречаешь столько уступчивости у приличных женщин". В особенности, уступчивости в отношении коронованных особ — вот вам миленькая иллюстрация из светского альбома эпохи: как-то ночью герцогиня д'Абрантес, приятельница все еще ревнующей Наполеона императрицы Жозефины, совершила тайный обход придворных фрейлин. На всех ночных столиках лежала книжка о знаменитой любовнице Людовика XIV, мадам де Лавальер.
Оба великих игрока великой партии в покер взамен за свои эротические фантазии дождались рогов еще до вступления на трон, разве что Наполеон — против своей воли. Он чуть не развелся с Жозефиной вскоре после свадьбы, когда та изменила ему с кукольным офицериком, Ипполитом Шарлем. Сам Наполеон пребывал тогда по другую сторону Альп, сражаясь с австрийцами в Италии, она же посылала ему жаркие письма, желая побед. Прав был Лоуренс Даррел, когда утверждал: "Наилучшие любовные письма женщина всегда пишет мужчине, которому изменяет".
С Александром все было с точностью до наоборот — рогами он обзавелся по собственному приказу. По уши влюбленный в необыкновенно умелую в искусстве Амура госпожу Нарышкину (польку, в девичестве княжну Четверинскую), он сунул супругу в кровать своего сердечного приятеля, тоже поляка для равновесия, князя Адама Чарторыйского-Чарторыского. Все это рафинированное извращение нашло свое выражение в направленном Чарторыйскому письме, в котором будущий царь в цветистом стиле уступил другу права на Елизавету Алексеевну. Чарторыйский был настолько хорошо воспитан и осторожен, чтобы "не понять" намерений Александра.
— Чего собственно Ваше Высочество желает? — задал он вопрос.
Ответ прозвучал весьма однозначный:
— Ты обязан понравиться ей и стать ее любовником.
Тот и стал, и 18 мая 1799 года на свет появилась девочка, Мария Александровна, схожесть которой с Чарторыйским просто била в глаза. Царь Павел, узнав об этом, пришел в ярость и приказал отправить поляка в ускоренном порядке в Сибирь, но после уговоров со стороны графа Растопчина сменил место ссылки на Сардинию. В соответствии с приказом, из России Чарторыйский вылетел в двадцать четыре часа.
Принципиальная разница между "plaisirs d'amour" Наполеона и Александра заключалась в том, что если первый терпеть не мог какого-либо вмешательства женщин в вопросы политики, и даже Валевская[9] в польском вопросе ему ничего не навязала, то второй частенько поддавался уговорам своих фавориток, причем Нарышкина играла здесь партию первой, весьма негативной (в особенности, в польском вопросе) скрипки.
Принципиально различались так же юные годы и образование обоих партнеров по партии в покер. Александр рос среди барочной роскоши, Бонапарт — практически на грани нищеты. В 1795 году в течение нескольких месяцев он безрезультатно искал работу в Париже и питался в уличной столовке для бедняков, в результате чего, не привыкшая к супчику из общего котла его невеста, Дезидерия Евгения Клари (впоследствии королева Швеции) вернула назад данное ему слово. Ей не дано было предугадать, что уже через год отвергнутый ею парень будет вводить в нервную дрожь половину повелителей Европы.
Бонапарт закончил две королевские школы в толпе своих ровесников, проявляя недюжинные способности, в основном — по математико-техническим предметам. Александр свое базовое образование получил у специального преподавателя, швейцарца Фридриха Лагарпа, который нафаршировал голову царевича мутноватым коктейлем из гуманистических утопий и философии на основе французского Просвещения, отделяя мальчишку от серой прозы жизни. Именно потому-то Александр и "не чувствовал" поля битвы, равно как не понимал психологии толпы — а вот Наполеон владел этими вещами смолоду.
Одна из дам, которая познала Александр настолько интимно, чтобы перестать его любить, ничего не скрывая, заявила, что у того "не было принципов". Без принципов нельзя быть великим монархом, зато с успехом можно быть выдающимся игроком. Для этого достаточно сообразительности, и царь как раз ею располагал — сообразительностью в блестящих одежках гламура и хороших манер, благодаря чему, у него были все основания, чтобы выиграть великую игру с партнером, располагавшим исключительным умом и военным гением, зато с сообразительностью у него было чуточку похуже. Потому-то и ошибался Пушкин, когда говорил об Александре: "властитель слабый и лукавый". Не может быть слабым лукавый властитель. Наполеон, после того, как уже хорошенько раскусил своего партнера, называл его "хитрым греком" (Александр был сыном гречанки) или же "коварным византийцем".
