Императорский покер - [2]

Наглецы-мошенники, пытавшиеся ради определенных политических целей (а в тот момент речь шла о том, чтобы склонить Наполеона возвратить трон изгнанным Революцией Бурбонам) внушить императору, будто бы он родственно связан с… Бурбонами через несчастного, которого Людовик XIV до смерти держал под замком в железной маске на лице[3], твердили, будто бы этим таинственным заключенным был брат-близнец "Короля — Солнца", что является весьма правдоподобным. Гораздо менее правдоподобным было другое предложение, а именно: будто бы человек в железной маске завел роман с дочкой тюремного охранника по фамилии Бонпарт. От этого союза (понятное дело, узаконенного — император не мог быть потомком незаконнорожденного!) должны были родиться детки, которые затем умотали на Корсику и, взяв там фамилию матери, дали начало семейству Бонапарт.

Тем не менее, на Корсике семья Наполеона пользовалась фамилией в ее итальянской версии, с буковкой "у" после "Б" (только лишь в Париже Наполеон "офранцузил" свою фамилию, выбросив эту "у"): Буонапарте. По-итальянски buona parte означает "правое дело", "добрая часть". И тут открылась возможность блеснуть сторонникам греческой генеалогии императора. Эти доказывали, что осевший в семидесятых годах XVII века на Корсике Константин Комнин выслал ко двору великого князя Тосканы своего сына Каломера, а это имя на итальянский язык можно перевести именно как buona parte.

Уже упомянутая, наиболее близкая истине итальянская гипотеза гласит, что предки Наполеона, которых победившие гвельфы изгнали на Корсику (предки поставили не на ту лошадку, связавшись с гибеллинами), свой род выводили из семейства Кадолингер, которое поддерживало стремление городских коммун к освобождению, то есть, дело народа — доброе дело. Отсюда им и дали прозвище Буонапарте, впоследствии ставшее славной фамилией.

Но этой же фамилией можно было воспользоваться и для того, чтобы дать пощечину корсиканцу. Вступив в Милан, Наполеон наложил на город громадную контрибуцию, чтобы поддержать свою оголодавшую армию, после чего на одном из балов он заговорил с одной решительной дамой:

— Gli Italiani sono ladroni.[4]

На что та с усмешкой ответила:

— Non tutti, ma buona parte[5].

Тогда усмехнулся и он. Как утверждали его апологеты — в честь остроумия шутки. Вот только улыбка эта должна была быть весьма кислой.

С именем, которое в средневековой Италии традиционно давали второму сыну в семействе (Наполеоне или же Наполионе), никаких хлопот уже не было, за исключением хлопот с поисками святого, который бы носил такое имя. Только лишь после заключения конкордата ватиканские профи прошерстили все мартирологии и нашли-таки одного мученика с этим именем. С той поры святой Наполеон имел свое место в календаре под датой рождения императора — 15 августа. К сожалению, папаша Наполеона, Карло Буонапарте, до этого возвышенного момента не дожил.

В свою очередь, стоит вспомнить и о том, что и отцовские права враги Бонапарта с удовольствием ставили под сомнением. Поговаривали, что настоящим отцом гения был французский губернатор Корсики, генерал Марбёф. И так утверждали, хотя дата прибытия Марбёфа на Корсику весьма расходилась с подобным утверждением (либо же Наполеон должен был родиться слишком преждевременно).

Итак, первый из партнеров по игре, которой посвящен настоящий отчет, вырос в монарха из бедного дворянчика. Зато второй родился (восемью годами позднее, в 1777 году) сразу же в семействе монархов, только на его происхождении легла еще более черная тень — сомнения вызывали не только отцовская линия, но даже и материнская.

Формально Александр Павлович, сын Павла І и любимый внучек Екатерины ІІ, был чистейшим продуктом императорского семейства. Но в действительности содержание коронованной крови в его жилах, похоже, не превышало пятидесяти процентов, причем, благодаря именно великой бабке, "Семирамиде Севера", формально — матери Павла І. Екатерина родила ребенка, названного Павлом Петровичем, не от царя-супруга, которого впоследствии убил брат ее фаворита Орлова, а от другого своего фаворита, Сергея Салтыкова. Но и то обстоятельство, что Петр III не имел со всем этим ничего общего, было ничем по сравнению с тем обстоятельством, что, возможно, кровожадная Катенька, родила Павла не совсем даже лично. Салтыков — как утверждали некоторые мемуаристы того времени — сильно подкачал, ребенок оказался болезненной дочуркой, и раздосадованная Екатерина приказала тихонько заменить ее здоровым "чухонским мальчиком". Таким образом должен был появиться отец Александра, и сплетню эту, похоже, подтверждают многочисленные косвенные улики.

Павел Петрович был безумцем-дегенератом, физически никак не похожим на кого-либо из членов семьи. Карлик с изъеденным оспой лицом, похожий на дьяволенка из живописных фантасмагорий Босха, обладал замашками классического сумасшедшего — в зависимости от того, получил ли он и какую записочку от любовницы, он мог одарить тысячи человек батогами или чарками водки, а одному из полков под влиянием неожиданного каприза отдал такой вот приказ:

— Напра-а-а-во, в Сибирь шагом ма-а-арш!