Император Павел I. Жизнь и царствование - [68]
Покойный брат мой по последнем выезде в путешествие Вашего Императорского Величества лишился возможности употреблять собственную свою руку на долгое писание, да и голова его перестала уже выносить долгую тиктатуру, для того все оное рассуждение писано рукою фон Визина из преподаваемых словесных только Покойным назнаменований.
Известны по несчастью ужасные примеры в Отечестве нашем над целыми родами сынов его, за одни только и рассуждения противу деспотизма, распространяющегося из всех уже Божеских и естественных законов; сего ради, а особливо что и собственная Вашего Величества безопасность состояла еще в подвластном положении, не дерзнул я осмелиться поднести Вам сочинения брата моего противу всемогущества, господствующего над всякими законами и над справедливостью, поставил моею должностию сохранить его у себя и приуготовлять способ поднести его тогда, когда вышний Промысл возведет Ваше Величество на Природной Престол, хотя уже и по смерти моей.
Соизволите Вы Высочайше усмотреть, что сочинение брата моего осталось после его черным, то хотя и сказано в нем, что фундаментальные права тут же приносятся, но смерть его не допустила и зачать еще оныя.
Я по искреннейшим братстве и дружбе с Покойным имел при всяком удобном случае откровенные рассуждения и примышлении о всем оном, то зная его предположения к фундаментальным правам, поставил моею должностию, верностью и усердием к Вашему Императорскому Величеству сочинить к рассуждению брата моего прибавление о всем том, на что мнилось иметь полезным Отечеству нашему фундаментальные права; которое теперь я приобщая к оставшему от покойного брата моего рассуждению, приемлю смелость сим препроводить к Стопам Вашего Императорского Величества.
Восприимите, Всемилостивейший Государь, хотя уже и по смерти моей, сии два сочинения от обоих нас братьев, знаком истинных наших усердия и верности к Вашему Императорскому Величеству не раздельно со отечеством, и что мы оба промышляли и сочиняли оныя единственно на повержение их к усмотрению во благое их употребление, или и ко уничтожению природному Нашему Государю, одаренному разумом проницательным и чистым, душою справедливою и всем просвещением, потребным великому и человеколюбивому Монарху.
А потому в полной вере и радостной надежде стану смыкать я в последние глаза мои, что оставшие наследники обоих нас, дети мои, и при случае уничтожения сих сочинений не будут ничего претерпевать и не отженутся от Монаршего призрения мне всемилостивейше обещанного, для того и дерзаю чрез сие ж повергнуть их во оное. Имея счастие и умирать беспреткновенно со всеглубочайшим благоговением и с искреннейшею подданическою преданностию.
Вашего Императорского Величества
Всемилостивейшего Государя
всенижайшим и преданнейшим подданным,
Граф Петр Панин.
Октября 1-го дня 1784 г.
В Селе Дугине.
Найденное в бумагах покойного Графа Никиты Ивановича Панина рассуждение о непременных Государственных Законах.
Верховная власть вверяется Государю для единого блага Его подданных. Сию истину тираны знают, а добрые Государи чувствуют. Просвещенный ясностью сея истинны и великими качествами души одаренный Монарх, облекшись в неограниченную власть и стремясь к совершенству по скольку смертному возможно, Сам тотчас ощутит, что власть делать зло есть не совершенство, и что прямое самовластие тогда только вступает в истинное свое величество, когда само у себя отъемлет возможность к соделанию какого либо зла. — И действительно, все сияние Престола есть пустой блеск, когда добродетель не сидит на нем вместе с Государем: но вообразя его таковым, которого ум и сердце столько были-б превосходны, чтоб никогда не удалялся Он от общего блага, и что б сему правилу подчинил Он все свои намерения и деянии, кто может подумать, что-б сею подчиненностью беспредельная власть Его ограничивалась? Нет; она есть одного свойства со властью существа Вышнего. Бог потому и всемогущ, что не может делать ни чего другого, кроме блага; а дабы сия невозможность была бесконечным знамением Его совершенства, то постановил он правила истинны для самого себя непреложныя, по коим управляет Он вселенною и коих не престав быть Богом сам преступить не может. Государь, подобие Бога, преемник на земле вышней Его власти, не может равным образом ознаменовать ни могущества, ни достоинства Своего иначе, как постановя в Государстве своем правила непреложные, основные, основанные на благе общем, и которых не мог бы нарушить Сам, не престав быть достойным Государем.
Без сих правил, или, точнее объясниться, без непременных Государственных Законов, не прочно ни состояние Государства, ни состояние Государя. Не будет той подпоры, на которой бы Их общая сила утвердилась. Все в намерениях полезнейшие установления ни какого основания иметь не будут. Кто оградит их прочность? Кто поручится, чтоб Преемнику не угодно было в один час уничтожить все то, что во все прежние царствования установляемо было. Кто поручится, чтоб Сам Законодатель, окруженный неотступно людьми, затмевающими пред ним истину, не разорил того сего дня, что созидал вчера? Где же произвол одного есть закон верховный, там прочная общая связь и существовать не может; там есть Государство, но нет Отечества; есть подданные, но нет граждан, нет того политического тела, которого члены соединялись бы узлом взаимных прав и должностей. Одно пристрастие бывает подвигом всякого узаконения; ибо не нрав Государя приноравливается к законам, но законы к Его нраву. Какая же доверенность, какое почтение может быть к законам, не имеющим своего естественного свойства, т. е. соображения с общею пользою? Кто может дела свои располагать там, где без всякой справедливой причины, завтра вменится в преступление то, что сего дня не запрещается? Тут каждый подвержен будучи прихотям и не правосудию сильнейших, не считает себя в обязательстве наблюдать того с другими, чего другие с ним не наблюдают.
Царствованию императора Павла в последнее время посчастливилось в русской исторической литературе: о нем появились новые документы и исследования, имеющие ту особенную цену, что они, уясняя факты, выводят, наконец, личность императора Павла из анекдотического тумана, которым она окружена была целое столетие; вместе с тем, собирается громадный материал для освещения жизни русского общества Павловского времени и созидается тот исторический мост между царствованиями Екатерины II и Александра I, отсутствие которого так чувствовалось и чувствуется при изучении событий русской истории начала XIX века.В течение двадцати лет, в самое тяжелое время его жизни, Павла Петровича всячески поддерживал преданный и бескорыстный друг, фрейлина его жены, императрицы Марии Федоровны, — Екатерина Ивановна Нелидова.Настоящая книга пытается воссоздать ее образ на основе выпавшей ей исторической роли.Издание 1902 года, приведено к современной орфографии.
Евгений Севастьянович Шумигорский (1857–1920) — русский историк. Окончил историко-филологический факультет Харьковского университета. Был преподавателем русского языка и словесности, истории и географии в учебных заведениях Воронежа, а затем Санкт-Петербурга. Позднее состоял чиновником особых поручений в ведомстве учреждений императрицы Марии.В книгу «Тени минувшего» вошли исторические повести и рассказы: «Вольтерьянец», «Богиня Разума в России», «Старые «действа», «Завещание императора Павла», «Невольный преступник», «Роман принцессы Иеверской», «Старая фрейлина», «Христова невеста», «Внук Петра Великого».Издание 1915 года, приведено к современной орфографии.
Автор книги — известный русский историк профессор Евгений Севастьянович Шумигорский (1857-1920), состоявший долгие годы чиновником в ведомстве учреждений императрицы Марии Федоровны. Основная область его исторических интересов — эпоха Павла I. По этим изданиям он наиболее известен читателям, хотя является и автором многих статей в исторических журналах своего времени, анализирующих разные периоды русской истории. Примером может быть эта книга, изданная к юбилейной дате — 100-летию Отечественной войны 1812 года.
Впервые на русском публикуется дневник художника-авангардиста Алексея Грищенко (1883–1977), посвящённый жизни Константинополя, его архитектуре и византийскому прошлому, встречам с русскими эмигрантами и турецкими художниками. Книга содержит подробные комментарии и более 100 иллюстраций.
Эта книга является второй частью воспоминаний отца иезуита Уолтера Дж. Чишека о своем опыте в России во время Советского Союза. Через него автор ведет читателя в глубокое размышление о христианской жизни. Его переживания и страдания в очень сложных обстоятельствах, помогут читателю углубить свою веру.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Джессика Стоядинович, она же Стоя — актриса (более известная ролями в фильмах для взрослых, но ее актерская карьера не ограничивается съемками в порно), колумнистка (Стоя пишет для Esquire, The New York Times, Vice, Playboy, The Guardian, The Verge и других изданий). «Философия, порно и котики» — сборник эссе Стои, в которых она задается вопросами о состоянии порноиндустрии, положении женщины в современном обществе, своей жизни и отношениях с родителями и друзьями, о том, как секс, увиденный на экране, влияет на наши представления о нем в реальной жизни — и о многом другом.
Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.
Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.