Император-гоблин - [45]

– Оплакивай меня! Оплакивай своего отца!

Он запутался в одежде, хотел подняться, но вуаль и траур становились все тяжелее. Он беспомощно барахтался среди парчи и шелка, пытался нащупать пол, сорвать душившую его вуаль. Пальцы умершего отца сомкнулись на его щиколотке.

Майя пронзительно вскрикнул и проснулся.

– Ваша светлость?

Он слышал голос Калы, видел худую фигуру на фоне серого прямоугольника окна.

– По правде говоря, этот титул сейчас мне не очень подходит, – слабым голосом пролепетал Майя и понял, что одежды, мешавшие ему спастись во сне – всего лишь простыни. Сердце гулко стучало, рубаха была влажной от пота.

– Ваша светлость, вам нехорошо?

Дверь распахнулась, и Майя инстинктивно попытался прикрыться простыней.

Раздался встревоженный голос Бешелара:

– Мне показалось, я слышал…

– Полагаю, с императором все в порядке, – сказал Кала. – Просто дурной сон. Ваша светлость, как вы себя чувствуете?

– Все хорошо, – прохрипел Майя. – Мы просим прощения за то, что потревожили вас.

– Ваша светлость, – откланялся Бешелар и осторожно прикрыл дверь.

– Который час? – спросил Майя и прищурился, глядя в окно.

– Половина седьмого, ваша светлость. Вы спали всего три четверти часа.

– Тогда понятно, почему я чувствую себя так, будто меня пару раз лягнула лошадь. Прошу прощения, Кала. Я действительно не хотел вас напугать.

– Ничего страшного, – ответил маг. – Но вам следует поспать, ваша светлость.

Упрек подействовал на Майю как ушат ледяной воды. Он сел и, повинуясь порыву, потянулся рукой к телохранителю.

– Кала, я вас чем-то обидел?

Кала стоял у окна, спрятав руки в рукава рясы. Молчание было тягостным. Майя не ожидал ничего подобного. Потом Кала решился и быстро сказал:

– Ваша светлость, мы не можем быть вашим другом.

– Другом? Кала, если я… то есть, если мы были излишне фамильярны с вами, мы просим простить нас.

– Дело не в этом, – неохотно возразил Кала, прижав уши к голове. Он медленно отвернулся к окну, чтобы Майя не мог видеть его лица.

– Многие заметили, ваша светлость, что вы относитесь к своим ноэчарей как к равным, а не как к слугам.

– Но вы не слуги.

– Мы не равны вам, ваша светлость. У нас есть обязательства перед вами, которые мы должны выполнять, и наши взаимоотношения с вами этим ограничиваются.

Майе показалось, что его бросили в воду, что он идет ко дну. Он хотел произнести имя телохранителя, но у него вырвался невнятный хрип.

– Так должно быть, ваша светлость. Адремаза говорил с нами перед церемонией похорон. По дворцу уже ходят слухи о том, что вы ведете себя не так, как покойный император. И что ваш отец не одобрил бы этого. Со стороны выглядит странным, что вы выбрали Бешелара и нас в качестве своих наставников…

– А кого еще мне надо было выбрать, по их мнению? – Слишком поздно он услышал в собственном голосе горечь и отчаяние. Он закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. Глаза защипало, но он сказал себе, что это просто от бессонной ночи.

– Ваша светлость, – уже мягче продолжал Кала, – мы тоже не видели в этом ничего плохого. Мы… я… я был рад и горд, и я всегда буду гордиться вашим доверием. Но Адремаза прав. Мы здесь для того, чтобы охранять вас. Мы – ваш ноэчарис. Мы не можем быть никем другим.

– Мы понимаем, – с усилием выговорил Майя. Горло сдавил спазм. Он отвернулся от Калы и ничком бросился на постель. – Вы правы. Нам следует поспать.

– Да, ваша светлость, – негромко ответил Кала.

Майя лежал, зажмурившись, заставив себя дышать медленно и ровно, хотя его душили рыдания, а на сердце было невыносимо тяжело. В конце концов он уснул, но сон его был беспокойным.

Он проснулся в половине девятого, в комнате было светло, и Эша склонился над ним, повторяя:

– Ваша светлость? Ваша светлость, пришел ваш секретарь и говорит, что ему необходимо срочно переговорить с вами.

Майя стряхнул с себя остатки сна и тупой боли.

– Он не сказал, в чем дело?

– Нет, ваша светлость. – Эша помог Майе облачиться в стеганый халат с бархатным воротником и манжетами. – Он сказал только, что это очень важно и не терпит отлагательств.

– Спасибо, – кивнул Майя, поправил волосы и вышел из спальни, размышляя, что же так взволновало его секретаря.

Ксевет – конечно, это был он – церемонно поклонился, но Майя видел, что он сильно нервничает. Несмотря на старания сохранять спокойствие, у него подергивались уши. Майя, подавив зевок, спросил:

– В чем дело?

– Ваша светлость, что именно вы сказали принцессе Шеве’ан?

– Что мы поговорим с нею сегодня и обсудим ее тревоги по поводу обращения с телом ее супруга. Что-то не так?

– Она ждет в приемной. Она там сейчас все разнесет. Она говорит, что если вы не примете ее немедленно, она пожалуется лорд-канцлеру.

Ченело и Сетерис говорили ему, что бранятся только простолюдины, что брань удел тех, кто не получил ни должного воспитания, ни образования.

Майя стиснул зубы, чтобы красочные выражения, слышанные от Хару, не вырвались наружу, и процедил:

– Она хочет надавить на нас.

– Ваша светлость?

Майя вкратце пересказал Ксевету вчерашний разговор с принцессой Унтэйлейанского Двора.

– Мы видим, – закончил он, – что с нашей стороны было оплошностью не назначить точного времени для аудиенции, но мы не думали, что…