Императив. Беседы в Лясках - [5]

— И оттуда, фактически, началась война?

— Да. Потому что они присоединили свой, как они считали, Данциг (Гданьск). Раньше Гитлер требовал экстерриториальной автострады, чтобы был свободный доступ, но было ясно, что это на самом деле — только предлог, что он хочет завоевать эти земли.

— Польская армия реально сопротивлялась немцам в 39-м году. Это было связано с тем, что поляки действительно надеялись выиграть войну?

^{С Яном Новицким и Яном Кречмаром на съемках фильма «Семейная жизнь», 1971 г.}

— Да, серьезно надеялись.

— Как ваш предок в 1863 году пошел воевать, зная, что дело проиграно?

— Нет, это по-другому было: многие люди были уверены, насколько я помню (мне так говорили в семье), что если Великобритания и Франция вошли с нами в альянс, то они вступят в войну. И надо было только дождаться их. Знаете, есть такая теория — все это только теории — или гипотеза, что если бы Польше удалось добиться успехов в этой войне в самом начале сентября 1939 года, может быть, тогда и Сталин не ввел бы войска, может быть, Англия и Франция все-таки приняли бы концепцию превентивной войны — ударили бы по немцам с другой стороны, чтобы переломить ход войны. Но, к несчастью, хотя польская армия не была слабой, но милитарная концепция была ошибочной. Армия была растянутой, а сейчас считают, что было бы лучше ее сконцентрировать и нанести удар в направлении Берлина, который мог бы быть тогда удачным. Если бы Польша воевала успешнее, тогда, может быть, англичане и французы посчитали бы, что это хороший момент для интервенции.

^{На съемках фильма «Семейная жизнь», 1971 г.}

— Поляки понимают, что англичане и французы их фактически предали в 1939 году?

— Да, но они могли этого ожидать, после того как предали в Мюнхене чехов.

— Получается, перескакивая на Будапештские соглашения 1994 года, фактически, точно так же англичане и американцы предали Украину, когда Путин вошел в Крым?

— Ну, может быть, но, на мой взгляд, это не так. Потому что это еще не решено. Может быть, в будущем, ведь еще не признаны эти все захваты. Это больше проблема не Крыма, мне кажется, а мирового порядка. Если начнем ревизию границ, то заново вернемся к той Европе, которая была в XIX веке. А мы все этого не хотим, мы хотим, чтобы границы вообще исчезли, а не того, чтобы их пересматривать. Это очень опасная идея.

Восток — Запад. Культура, право

[]

— Польша в течение многих веков была фактически границей Востока и Запада. Это территория, на которой заканчивалось католичество, это территория, на которой заканчивалось магдебургское право, территория, на которой заканчивались вольные крестьяне — соответственно…

— Да, и где был средний класс — появлялся, медленно, но появлялся. Это магдебургское право. И мы говорим: где ратуша — там латинская традиция, потому что лучше даже сказать не католицизм, а латинская традиция, потому что она касается и протестантов, они тоже принадлежат к этим же корням, латинским, а не византийским.

— Каковы главные отличительные черты того Запада, которым была Польша в культуре, искусстве, традициях?

— Вообще то, что Польша принадлежала латинской традиции, означает, что она в философском плане ближе к Аристотелю, чем к Платону. Восток более тяготеет к Платону. Знаете, в теологическом смысле это очень сильно влияет на мышление. Это не проблема элиты, это проблема огромных масс, которые молятся. И знаете, в православии, в восточной церкви вечная жизнь намного сильнее подчеркнута, чем жизнь на этой земле. А в латинском мышлении больше интереса к этой жизни. И чуть меньше к жизни вечной. И значит, стоит ли работать над этим, чтобы лучше жить на этой земле? Восток меньше этим озабочен, а Запад чуть больше. Нельзя сказать, что это лучше или хуже, это тонкая граница, но вы помните, у монахов, которые построили Западную Европу, например монахов-цистерианцев[8] и прежде всего бенедиктинцев, был лозунг: «Ora et labora» («Молись и трудись»). Восток как будто больше молился, меньше работал. А Запад — больше работал, чуть меньше молился. И в этом есть, может быть, та разница, которую можно почувствовать — отношение к идеалу. На Востоке идеал так далеко, что он недоступен, поэтому там нет романтического героя. Романтический герой — тот мой прапрадед, который идет на проигранную борьбу. Это и есть человек в традиции Сида Кампеадора[9], если помните Корнеля. Это герой Гёте, это герой романтиков — Виктора Гюго и других. Этого героя на Востоке нет. Там если чистый человек, если это Мышкин, он заканчивает как юродивый. Поэтому не стоит бороться, потому что известно, что в этом мире надо проиграть. Мы тоже чувствуем, что чистый человек проигрывает, но для нас, на Западе, он проиграет с честью. А на Востоке — он все бросил и пошел, как юродивый, и жил, как нищий, под монастырем.

— В советское время было выражение: «Добро должно быть с кулаками».

— Ну, коммунисты хотели оторваться от православной традиции. Хотя Сталин, как ученик семинарии, глубоко чувствовал в себе эти интуитивные решения, которые принимал.

— Мне кажется, что Сталин как раз построил фактически новую религию…

— Да, новую, но похожую на старую.