Имена льда - [28]

Он увлекся своими изысканиями. Уайяла не прерывал его — он стоял на коленях, спрятав лицо в пригоршню льда. Ягодки, которые выбирал Ял, были немного разной формы и чуть-чуть отличались на вкус. Ял мог сказать точно, какая зрела на солнце, а которая — под листком, которую сорвали в лощине, а какая росла на вершине сухого холма, поросшего соснами.

А потом ему стало холодно. Это ощущение поразило его — он даже забыл о землянике и вечности. Он поднял голову и увидел Уайялу. Вернее, это уже не был Уайяла — это была скульптура, вылепленная из мелкой ледяной крошки. Она постепенно осыпалась, теряла сходство с Уайялой, превращалась просто в кучу ледяной пыли.

У Яла перехватило дух. Он понял: то, что он обещал сделать — надо сделать прямо сейчас. Потому что еще через миг Уайяла развеется, смешается со своим миром — который, возможно, тоже он, но Ялу это никак не подходило. А еще ему становилось холоднее и холоднее. От этого холода перехватывало горло, и он даже не мог заплакать.

Ял протянул руку и взял первый попавшийся кристаллик. Обычный осколок льда — твердый, острый, не теплый и не холодный. Ял зажмурился и сунул его в рот. Кристаллик уколол язык и Ял пожалел, что не выбрал что-то помельче — этот ему было ни за что не проглотить. А разжевать здешний лед не легче, чем кусочек гранита. Но и выплюнуть его он не решался. Он стоял на коленях перед ледяным прахом Уайялы и думал, как поступить. Думать надо было быстро — он уже совсем замерз. Но, как ни странно, холод, который его сковывал, исходил не от ледника, на котором Ял сидел, не от холмов, вообще не от ледяного мира. Он шел изнутри. Ял не знал, как ему спастись — ведь от себя никуда не денешься. Если бы он, как Уайяла, мог хотя бы чуточку себя изменить…

Кристаллик перестал колоть язык. Его грани сгладились, и теперь он напоминал обычную сосульку — Ял грыз такие давным-давно, совсем в другом мире. Через минуту льдинка во рту растаяла. Ял судорожно глотнул чистую воду. Потом, поколебавшись, набрал полную пригоршню ледяной крошки, еще недавно бывшей Уайялой, и уткнулся в нее лицом. Через несколько секунд лицо стало совершенно мокрым — то ли от слез, то ли от тающего под ними льда. Вода потекла между пальцев на землю. Ял поднял голову и увидел, как почти черные горы на фоне темно-синего неба теряют четкость линий, сглаживаются и оседают, словно сугробы под лучами весеннего солнца. Он снова набрал пригоршню мокрого месива и уткнулся в него лицом. А когда в ладонях ничего не осталось, он просто лег на землю, раскинув руки, прижался к огромной, размером со Вселенную, груди Уайялы, закрыл глаза и принялся ждать, когда отступит холод.

* * *

Земля под его щекой была теплой и мягкой. Молодые травинки щекотали лицо, лезли в нос. Какой-то нахальный неповоротливый жук упал прямо ему в ладонь и задрыгал ногами. Он перекатился на спину и увидел прямо над собой огромное синее небо. Солнце едва миновало зенит и теперь упиралось теплым лучом в правую щеку. В траве и в кронах сосен на склоне холма гулял ветерок.

Он прикрыл глаза и принялся терпеливо ждать. Скоро внизу на краю луга среди вишен и яблонь появится дом. С невысокого крыльца в палисадник спустится женщина, на ходу вытирая руки дешевым белым полотенцем. Она окинет нетерпеливым взглядом луг и, увидев мальчишку, растянувшегося в траве у самой вершины холма, провозгласит на весь этот молодой мир его новое имя.

Твое сердце

Рабочий день подходил к концу. Город внизу сверкал огнями. Но Л. только безнадежно качал головой в ответ на этот безмолвный призыв. Сегодня ему придется задержаться. Он оставил попытки угадать в хаотическом мерцании окна своего дома и мигающую вывеску «Синей лошади» и с трудом отвел взгляд от вечернего города. В «Синей лошади» он мог бы сегодня встретиться с Ю. Сегодня ведь пятница? Л. задумался, пересчитывая дни. Неделя, без сомнения, тянулась уже долго. Но дни выдались суматошные, так что он легко мог ошибиться, и сегодня, например, четверг. В таком случае, идти в «Синюю лошадь» нет смысла — Ю. заглядывает туда только по пятницам. Впрочем, сегодня он туда и не пойдет — даже если бы оказалось, что сегодня пятница.

Как к концу недели могло скопиться столько работы? Чем он занимался — вчера, позавчера? Может, это несрочная работа, и он ее отложит? До полуночи у него есть все шансы застать Ю. в «Лошади», он уверен в этом. Но сначала он зайдет в супермаркет на углу — купит бенгальские огни и пакет желейных конфет. Для дочери. Он забыл о бенгальских огнях, когда делал рождественские покупки. Вернее, не забыл — бенгальские огни в списке покупок попали как раз на сгиб листка, и он не заметил этой строки.

Жена пожала плечами и сказала, что не удивлена.

Чем же он занимался целую неделю?

Память подсовывала обрывки разговоров, чей-то профиль за соседним столиком в обеденный перерыв, истерические всхлипывания за стеной. Это не имело никакого отношения к работе, а может, и вообще к его, Л., жизни. Он знал, что может добраться до любых воспоминаний, надо только сфокусироваться — и все, до единой мелочи, вся его жизнь…

Собственно, мелочи он и так превосходно помнил — память так бережно их хранит, что, наверное, в них-то все и дело, в мелочах. Так стоит ли напрягаться и искать в своем прошлом что-то еще?