Имена льда - [26]

Шрифт
Интервал

— У тебя уже есть книга, — говорил он.

— Зачем нужна книга, в которой ни одной истории нельзя прочитать до конца?

— Что такое конец? — спрашивал Уайяла. — Не понимаю слова.

— Послушай. Есть история. У нее есть начало и конец. Есть другая история — у нее другое начало и другой конец. Каждая книга — это какая-то история. Одна книга — одна история, всегда одна и та же.

— Есть книги, в которых написано всегда одно и то же?

— Да.

— Как?

— Одними и теми же словами.

Уайяла пожимал плечами и терял интерес к разговору.

— Во всех на свете книгах написаны всегда одни и те же слова, — заметил он. — Значит, в каждой книге написано абсолютно все.

— Нет. Сегодня, когда я начал читать — там была история про медвежонка, который сочинял стихи. Потом ты позвал меня обедать. И когда я вернулся, там была уже совсем другая история — о женщине, прилетевшей на зонтике. Ты хочешь сказать, что это одна и та же история?

— Я хочу сказать, что в книге написано все. То, что ты в ней читаешь в данную минуту — это далеко не все, что в ней написано.

— Я хочу знать, чем закончились приключения медвежонка. Как мне это сделать?

— Прочитать всю книгу, — отвечал Уайяла.

У книги Яла было множество граней. Ее можно было читать всю жизнь — и не прочитать никогда. Однажды он наткнулся в своей книге на историю о мальчике, который хотел сложить из льдинок слово «вечность». Но кто-то вмешался и не позволил ему этого сделать — у Яла от волнения дрогнула рука и новая грань выкинула его под парусом в открытое море.

— Нам пора, — сказал Уайяла.

— Ну, пожалуйста, еще минутку, — взмолился Ял.

Уайяла покачал головой.

— У нас мало времени, — сказал он. — Мы должны успеть дойти до холмов.

Ял чуть не плача поднялся на дрожащие ноги. Ну как можно быть таким упрямым? Ведь Уайяле стоит только пожелать — и они будут в ту же секунду у подножья холмов! Вместо этого он, Ял, едва переводя дух, будет плестись следом за своим проводником и прибавлять шагу всякий раз, как Уайяла будет оглядываться на него через плечо. А у Яла, аж в глазах темнеет — так ему нехорошо!

Он решил сделать последнюю попытку.

— Уайяла, я, кажется, заболеваю, — жалобно произнес он.

Уайяла кивнул, но шаг не замедлил.

— Поэтому нам надо поспешить, — ответил он.

Ял только вздохнул и попытался обращать поменьше внимания на тепыхающееся где-то в районе гортани сердце.

Холмы обступили их внезапно. Даже для Яла, привыкшего к мгновенным сменам пейзажа, это было неожиданно — холмы только что таявшие в сумерках на горизонте — такие же далекие, как и с утра — вдруг кинулись прямо под ноги и Ял, не удержавшись, заскользил по обледеневшему склону. Уайяла, чуть согнувшись, упрямо карабкался вверх.

— Может, поищем местечко в долине? — предложил Ял.

Но Уайяла будто не услышал. Ял раздраженно вздохнул и пополз следом за ним к вершине.

Если бы меньше дрожали ноги, и перед глазами не плыло, он бы согласился — оно того стоило. С вершины холма открывался сказочный вид — холмы у дальнего края мира переходили в горы, мягкие очертания сменялись четкими ломаными линиями, и все это горело, подсвеченное снизу только что зашедшим солнцем, переливалось всеми оттенками красного, зеленого, синего и желтого. Только в глубоких прорезях ближних долин залегла густая чернота. С вершины холма мир Уайялы выглядел совершенным кристаллом, выращенным кем-то искусным. Кем-то, кто наверняка знал, как сложить из льдинок слово «вечность». Из-за медленной смены освещения кристалл казался живым — он дышал и двигался, по нему пробегала дрожь — от красного к лиловому, от желтого к охряному. Цвета становились все гуще и насыщеннее, по граням пробегали искры.

Уайяла опустился на колени, набрал пригоршню ледяной крупы и уткнулся в нее лицом. Ноги Яла подкосились, и он упал рядом. Восторг прошел, сменившись слабостью и тревогой.

— Уайяла, — жалобно произнес он, — я заболел.

Уайяла покачал головой, не отнимая рук от лица.

— Мне плохо, — настаивал Ял.

Уайяла наконец взглянул на него. Его холодные глаза горели в точности как ледяные вершины дальних гор. Ял ожидал, что Уайяла займется хозяйством. Создаст хижину. Хотя бы приготовит ужин. Но Уайяла стоял на коленях и смотрел на Яла мерцающими зеленоватыми глазами. Ялу стало здорово не по себе — он никак не мог истолковать этот взгляд.

— Ты должен кое-что пообещать мне, Ял, — сказал, наконец, Уайяла.

Ял нервно сглотнул — голос Уайялы звучал высоко и звонко, будто он говорил не с ним, Ялом, а со всем своим ледяным миром.

— Что?

— Я хотел бы увидеть твой мир.

Ял хмыкнул.

— Я сам бы хотел его увидеть, — проворчал он.

— Ты скоро увидишь его, — сказал Уайяла. — Пообещай.

— Запросто. Обещаю.

Тут его осенила догадка.

— Ты что, узнал, куда идти? — с замиранием сердца спросил он.

Уайяла покачал головой.

— Мне никуда не надо идти, — ответил он.

— Ты хочешь сказать, что дальше я пойду один?

Уайяла кивнул.

— Ты с ума сошел? Я же не умею преобразовывать лед! — закричал Ял. — Ни шагу без тебя не сделаю!

Уайяла кивнул.

— Об этом я и прошу. Не оставляй меня.

— Можешь не сомневаться, — проворчал Ял.

— Вся надежда на тебя, Ял, — сказал Уайяла, словно не слыша его. — Лед хочет стать тобой.


Еще от автора Екатерина Паньо
Блэк энд уайт

Оказывается, бывают и знахари-целители компьютерной техники…


Рекомендуем почитать
Король Камней

Однажды в подземельях Шаннурана, где властвует чудовищная Черная Вдова, сошлись трое: мальчик Краш, приемный сын Вдовы, великий маг Симон Пламенный и авантюрист Вульм из Сегентарры. Двадцать лет спустя судьба вновь сводит их вместе. Мальчик вырос, откликается на прозвище Циклоп и носит кожаную повязку, закрывающую лоб. Маг после битвы с демоном тяжело болен — и вынужден искать помощи у Циклопа. Что же до авантюриста, то он хорошо усвоил, что лишь драконы смеются последними. Зимой, в снегах, заваливших мрачный город Тер-Тесет, этой троице будет жарко.


Меч и его Эсквайр

Земная книга создала маленький Вертдом – книга, которая была написана по вольной прихоти ее автора, Филиппа. И происходит удивительное: огромная планета Рутен, то есть Земля вообще и реформированная Россия в частности – питается эманациями виртуальной игрушки и в какой-то мере одним этим жива. И чтобы скрепить эту связь, в Вертдоме пишется встречная рукопись, каждая каллиграмма которой – новелла, а вместе они слагаются в историю. История эта продолжает сочинённое Филиппом: оруженосец, иначе на древнем языке эсквайр Хельмута, Арман описывает рождение своей дочери от вдовы Хельмута, царствование короля Ортоса, сына самого Хельма, удивительный Морской Народ, живущий по границам большого вертдомского острова, приключения и войны.


Город доктора М. (коллаж)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Империя зла

Ты живешь в самой лучшей стране.Тебя окружают детский смех и улыбки друзей.А впереди — светлое будущее, к которому ведет бессменный Председатель!…Но что ты будешь делать, если вся эта благодать вмиг исчезнет, и каждый гражданин необъятного Союза захочет донести на тебя и даже убить?! Тебя все возненавидят.Ведь по телевизору сказали, что ты — враг народа.И на тебя объявлена охота.


15 суток

«Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты».Писано на конкурс Публиканта «Книга будущего». Опубликовано в журнале «Реальность фантастики» № 4, 2005 год; в альманахе «Безымянная звезда» (Москва) № 5 (февраль), 2006.


В зарослях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.