Имбирь и мускат - [115]
— Я просто думаю… — Карам, по обыкновению, не торопился с решением.
— О чем думаешь? Ставить или нет пять пенсов? — подгонял его Гуру. — Давай, не скупись.
— А я и не скуплюсь.
— Ну же, раскошеливайся, играй! — не унимался Гуру. В конце концов Карам поставил пятьдесят пенсов.
— Играть интереснее, когда игроков много, — сказал он. — Я позвонил Раджану и попросил его приехать. Оставил ему сообщение на мобильнике. У него, должно быть, очень много работы.
Братья дружно кивнули, чтобы потешить Карама иллюзией, будто его сын обязательно приехал бы, не будь так занят.
— Играть станет веселее, если вы двое поднимете ставки, — предложил Мандип.
— Куда уж выше? — Сукхи кивнул в сторону Гуру. — Бхраджи только что поставил пятьдесят фунтов против пятидесяти пенсов Карама. Больше у меня все равно нет.
Не сказав ни слова, Гуру положил на стол еще пять двадцатифунтовых купюр.
— Ого! — восхищенно присвистнул Сукхи, взял всю стопку и принялся считать.
— Эй, не мни их! — Гуру нахмурился.
— А что? — удивился Мандип. — Это же просто бумажки. Тебе надо было родиться в Северной Корее. Там запрещено складывать банкноты даже пополам! Ким Чен Ир, видать, не хочет, чтобы мяли его портрет. Не удивлюсь, если они и монеты каждый день полируют.
— Неужели у тебя такие хорошие карты? — Карам посмотрел на свои — ему казалось, что их нельзя побить.
— Повышай ставку или вскрывайся, — скомандовал Гуру. — Хватит морочить мне голову.
Карам не знал, что делать. В руке он держал чуть ли не лучшие карты за долгое время. Выигрыш ему почти обеспечен. Гуру поставил больше двух сотен — огромная сумма по сравнению с жалкой ставкой Карама. Потеря в любом случае будет невелика. Но что-то — неуверенность в своих силах или даже в праве на победу — не дало ему повысить ставку. Карам открыл свои карты: два туза, короля и даму — и пораженно уставился на карты Гуру: два туза и две дамы.
— Как тебе это удается?!
— Просто повезло, — улыбнулся Гуру.
— Не верю я в удачу, — сердито сказал Карам.
— Вот поэтому она к тебе и не приходит.
— Еще чаю? — Караму вдруг нестерпимо захотелось утешиться сладким и густым напитком, какой умела готовить только Сарна.
Все кивнули. Никто и никогда не отказывался от ее чая.
— Сарна! Сарна? — позвал Карам.
Она его не слышала. Включив телевизор на всю катушку, Сарна громко рыдала, вытирая глаза уголком чуни, а по экрану бежали титры болливудского фильма «Ма ди Химат» — «Храбрая мать». Подлые сыновья, муж-бабник, злая свекровь, пропавшая сестра, порочный дядя — все в конце были наказаны. Вернулись к многострадальной героине — образцовой матери, сестре и жене, просто-таки святой — и пали к ее ногам, моля о прощении. Сердце Сарны отозвалось скорбью, будто она сама была этой прекрасной женщиной. Ее переполняла любовь и доброта. Она хотела принять весь мир в свои объятия и до последнего атома уничтожить его боль. Сарна так и поступила бы, получи в ту минуту возможность. Даже простила бы саму себя. Жаль, что чувства, которые пробуждает кино, имеют обыкновение исчезать от легчайшего прикосновения реальности.
Растрогавшись, Сарна подошла к телефону и набрала номер Найны. Никто не ответил. Тогда она оставила милое сообщение и выразила надежду, что у Найны все в порядке. Потом позвонила ей на мобильный. Снова нет ответа. Наконец, она звякнула Найне на пейджер, но та опять не отозвалась. Сарна положила трубку. Ее приподнятое настроение падало со скоростью парашютиста, у которого не открылся парашют. Счастье всегда доставалось другим людям, а у нее — самая неблагодарная семья в мире, и это никак не исправишь.
Сарна хотела для детей только лучшего, а они ее бросили. Она даже пыталась не слишком их любить. И все-таки обожала, отрицала это и в конце концов потеряла. Ее путь не изменился, с каждым новым отчуждением на гравийной дорожке времени лишь проявлялся другой узор. Сарна пыталась замести следы былых невзгод, выровнять тропу, чтобы пойти по ней к счастливому финалу, предлагая родным вместо настоящей любви еду и свои болезни. Но дети шли в обратную сторону. Даже Найна стала реже звонить и почти не приезжала. Под предлогами плохого самочувствия или работы она не была в Лондоне уже полгода. Сарна высморкалась. Слезы рвались из-под ее сиреневых век. Она снова позвонила Найне. Если бы та ответила, у них состоялся бы совсем другой разговор, нежели пять минут назад. К счастью или к несчастью, Найна не подняла трубку. Тогда Сарна попыталась дозвониться до Пьяри, и ее опять соединили с голосовой почтой. Да где они?! В среду в десять вечера женщина должна сидеть дома. Сарна прижала ладони к глазам, чтобы не расплакаться. Никому она не нужна. Никто о ней не заботится. А ведь она жила ради семьи и детей. Где же теперь эти неблагодарные?!
Пьяри была дома. Увидев родительский номер, она не захотела брать трубку.
Найна была в больнице. Нет, она не работала в ночную смену, а занималась совсем иным делом.
39
В десять часов вечера Найна родила дочь. Она взяла ребенка на руки и сказала: «Моя умид, моя надежда». Медсестра забрала у нее новорожденную, и Найна откинулась на подушки, уставшая, но счастливая. Оскар сжал ее руку, радуясь, что все прошло хорошо. Потом врач сделал Найне внутривенный укол, и Оскар вопросительно поднял брови.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.