Имбирь и мускат - [114]

Шрифт
Интервал

— Звучит разумно, хотя едва ли от этой идеи есть какая-то польза. Не ко всякой ситуации она подойдет. — Карам поглядел на свою жалкую кучку монет.

— Я думаю, Деви прав, — не унимался Мандип.

— Ну и? Ты решил провернуть то же самое в своем такси? — спросил его Сукхи.

— А что, за такие фокусы люди будут платить больше. Вы же знаете, какие эти лондонцы. Решат, будто это модно, и тогда каждый захочет прокатиться, — сказал Карам, кладя на стол пять пенсов.

— Нет, просто мне понравилась его мысль. Иногда полезно обернуться и найти иной подход к чему-либо. Деви хочет доехать так до Пакистана и приложить свою «перевернутую» философию к отношениям между Индией и Пак…

— Правильно! — Гуру вдруг оживился. Его всегда волновала эта тема. — В таком случае я с ним согласен. Да, давайте вернемся назад, прямо в 1947-й, к разделению Индии. С тех пор все покатилось под откос.

— Сомневаюсь, что Деви это предлагает. — Мандип заглянул за плечо Сукхи, чтобы подсмотреть карты Гуру.

— Я бы на его месте предложил именно это. Пусть забудет о своей затее с вождением и попробует отменить дурацкую границу, которую проложили через Индию. — Гуру не на шутку завелся. Карам и Мандип переглянулись.

— Ну что ты, бхраджи, нельзя изменить историю, — сказал Мандип.

— Тогда не рассказывай мне про перевернутые философии! — Гуру бросил на стол десятифунтовую купюру.

— Ну, может, Карам найдет применение идеям Харпита Деви? — Мандип махнул рукой, признавая свое поражение. — Например, включит его в трактат о сикхизме, который дал ему учитель. Ты ведь все еще работаешь над ним, бхраджи?

— А, с этим покончено. — Карам положил на стол десять пенсов. На любую ставку в фунтах, которую делал Гуру, братья отвечали пенсами, и наоборот.

— Как? Книга готова? — поразился Мандип.

— Нет. С моей затеей покончено — ничего в голову не приходит.

— Ну да, еще чего! Наверняка работаешь над ней втайне от нас. Уже целую энциклопедию сочинил.

— Говорю же, я ничего не писал. — Карам был бы рад сделать хоть что-то, но все эти годы он посвятил лишь пустым раздумьям над трактатом учителя. Сам замысел казался ему недостойным того, чтобы попасть на бумагу.

— Ну хоть факты ты какие-нибудь нашел? — Мандип считал, что Карам скромничает.

— Если бы! Ничего я не сделал, только думал, и даже это меня измотало.

— Что ж, задача перед тобой непростая. Лахвиндер тоже очень устал под конец.

— Да и поздно браться за это. — Карам поглядел на часы в форме Африки. — Раньше надо было. Даже если я начну писать прямо сейчас, все равно не успею. И мои мечты о том, чтобы творить историю, быть ее частью… они теперь в прошлом.

— Ну, страх не успеть — плохая причина, чтобы не начинать. Я тебе рассказывал про человека, который составляет словарь санскрита? — спросил Мандип. — Он уже пятьдесят пять лет этим занимается, а написал только половину слов на букву А! В санскрите их около 250 000, ему осталось больше восьмидесяти тысяч. Вот это, я понимаю, и вправду бесконечная работа. Маленький трактат по сравнению с ней — сущая ерунда.

— Наверное.

— И вообще, что будет с сикхизмом, если даже ты, религиозный деятель, не можешь написать о нем толковую книгу?

— Да кто я такой, чтобы делать прогнозы?

— Ну, ты имеешь право на свое мнение. — Мандип начал складывать монеты в столбик посреди стола.

— У всех есть мысли, да что с них проку? Чтобы выжить и процветать, сикхизму нужен другой путь. Новый предводитель, который всех объединит. — Карам покачал головой. — Мне кажется, сикхизм умирает. Ислам крепнет, и христианство еще сильно. А прихожане нашей гурудвары — в основном пенсионеры, их становится все меньше. Что нас ждет в будущем?

— Дело в нынешней молодежи. Им это неинтересно. — Сукхи спасовал.

— Конечно, легко обвинить во всем молодежь. В действительности же взрослые просто не показали им, как нужно верить. Требуется современный подход, а вместо этого люди хотят вернуться в прошлое.

— Кое-кто считает, что вперед можно идти задом, вот и все, — холодно вставил Гуру.

— Ну, — сказал Карам, — комитет гурудвары избрал неверный путь, в этом я уверен. Вы же знаете, в прошлом году они голосовали за то, чтобы убрать все стулья и столы и есть, сидя на полу, как это делают в Амритсаре. Надо же было придумать такое в наш век. И в этой стране! — Он ударил ладонью по столу. — Даже голосовать за это — бред!

— Ну, никто ведь не согласился, — напомнил Гуру. Он уже немного устал от прогрессивных идей Карама, которыми тот заболел после развода Пьяри.

— Зато в гурудваре запретили смешанные браки — огромный шаг назад.

— Да, согласен, бхраджи. Это они зря. — Мандип отличался более либеральными взглядами, чем Карам. Настоящий отступник, он давно постриг волосы, не женился и часто приглашал к себе друзей-англичан.

— А я думаю, все правильно, — произнес Гуру, листая стопку банкнот.

— Вот почему молодежь не ходит в гурудвару. — Карам указал на брата. — Они видят, что наша вера закостенела. Смешанные браки сегодня — обычное дело. Не понимаю, почему наше сообщество так рьяно блюдет традиции.

— Ну, я убежден, что они сделали правильный ход. А ты когда будешь ходить, бхраджи? Сколько можно смотреть на карты! Давай, ставь деньги, будь мужчиной.


Рекомендуем почитать
Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.


Cистема полковника Смолова и майора Перова

УДК 821.161.1-31 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Система полковника Смолова и майора Перова. Гриша Недоквасов : повести. — СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 249 с. В новую книгу лауреата премии им. Н. В. Гоголя Софии Синицкой вошли две повести — «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Гриша Недоквасов». Первая рассказывает о жизни и смерти ленинградской семьи Цветковых, которым невероятным образом выпало пережить войну дважды. Вторая — история актёра и кукольного мастера Недоквасова, обвинённого в причастности к убийству Кирова и сосланного в Печорлаг вместе с куклой Петрушкой, где он показывает представления маленьким врагам народа. Изящное, а порой и чудесное смешение трагизма и фантасмагории, в результате которого злодей может обернуться героем, а обыденность — мрачной сказкой, вкупе с непривычной, но стилистически точной манерой повествования делает эти истории непредсказуемыми, яркими и убедительными в своей необычайности. ISBN 978-5-8370-0748-4 © София Синицкая, 2019 © ООО «Издательство К.


Повести и рассказы

УДК 821.161.1-3 ББК 84(2рос=Рус)6-4 С38 Синицкая, София Повести и рассказы / София Синицкая ; худ. Марианна Александрова. — СПб. : «Реноме», 2016. — 360 с. : ил. ISBN 978-5-91918-744-8 В книге собраны повести и рассказы писательницы и литературоведа Софии Синицкой. Иллюстрации выполнены петербургской школьницей Марианной Александровой. Для старшего школьного возраста. На обложке: «Разговор с Богом» Ильи Андрецова © С. В. Синицкая, 2016 © М. Д. Александрова, иллюстрации, 2016 © Оформление.


В глубине души

Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.