Иисус и иудаизм - [21]
f.).
Позицию Кюммеля — несмотря на его старания отвести это возражение — видимо, естественнее всего понять как обратную проекцию христианского богословия в мышление Иисуса. Здесь перед нами на самом деле не историческое объяснение причин, приведших к смерти Иисуса, а богословская интерпретация значения его смерти («любовь Бога... приходит к своему завершению...»; «видится божественное деяние»)42.
Кюммель видит деятельность и смерть Иисуса как сформированные главным образом его представлением о самом себе, и в этом смысле он ближе к Швейцеру, чем большинство последующих авторов: реально имеет значение то, что происходит в сознании Иисуса; его собственные догматические воззрения определяют то, что он должен делать, даже решение о том, что он должен умереть. Кюммель, однако, полностью отличается от Швейцера своим утверждением, что стоящие за действиями Иисуса догматические цели в точности соответствуют христианской интерпретации. Швейцер же видит здесь только отрицательное соотношение: христианское богословие, столкнувшись с задержкой парусии, должно было эллинизировать чаяния близкого эсхатона 13*, заменив их верой в бессмертие 43. По Кюммелю же задержку предвидел сам Иисус.
Эдуард Швайцер 44, соглашаясь с Кюммелем (и многими другими) относительно богословского противостояния между Иисусом и иудаизмом, намного менее конкретен относительно того, что было у Иисуса в мыслях. Он, пожалуй, даже превосходит Бультмана и Борнкама в отрицании у Иисуса каких бы то ни было целей, кроме цели провозгласить покаяние, прощение и присутствие Бога. Двенадцать, — пишет Швайцер, — были призваны, чтобы быть с Иисусом (р. 41, цитируется Мк. 3:14), и что-либо более конкретное сказать трудно. Что они делали, в точности не известно. Можно сказать, что они не были ни остатком, ни религиозной элитой. Иисус, скорее, видел в них весь Израиль. На самом деле он готов был распространить свой призыв даже за пределы Израиля (р. 42, цитируется Мк. 7:25 сл., 29; Мф. 8:11 сл.). Таким образом, Швайцер легко соглашается с мнением, что Иисус противостоял еврейской исключительности. Помимо этого, однако, цели Иисуса определяются только негативно. Швайцер делает основной упор на то, что Иисус не подходил ни под какой заранее представленный образец, не имел программы, устраивающей какую-либо группу, и его нельзя было охарактеризовать, пользуясь какой-либо из обычных категорий еврейских чаяний (р. 42 f.). Все, кто возлагал на него надежды в смысле осуществления своих личных планов, были разочарованы (р. 43). В качестве положительного утверждения можно сказать, что целью Иисуса было дать веру (р. 45), но о содержании этой веры сказать что-то конкретное довольно трудно.
Негативные моменты яснее. Иисус твердо выступал против основных элементов иудаизма. Главное — это обычное противопоставление личного авторитета Иисуса и закона: «Ясно..., что Иисус обращался к сборщикам податей, исключенным из народа Божьего..., приглашая их к своему столу и, следовательно, к застольному общению с Богом; другими словами, он предлагал прощение, как если бы он стоял на месте Бога» (р. 14). Он лично обладал властью предлагать царство, а Тора аннулировалась антитезами (р. 14). В качестве дальнейших примеров аннулирования закона Иисусом Швайцер приводит слова о разводе, нарушение субботы (которое он считает несомненным) и ритуальной чистоты (р. 32). Утверждение об отличии Иисуса от его современников и о его противостоянии им лучше всего резюмируется следующим образом:
Они [его современники] могли бы понять и стерпеть аскета, который списал со счета этот мир ради будущего царства Божьего. Они могли бы понять и стерпеть апокалиптика... Они могли бы понять и стерпеть фарисея, требующего от людей ради участия в будущем царстве Божьем принять царство Божье здесь и теперь в послушании закону. Они могли бы понять... реалиста или скептика, который... (объявил) себя агностиком в отношении любых ожиданий будущего. Но они не могли понять человека, утверждавшего, что царство Божье явило себя людям в том, что он сам говорил и делал, но при этом с необъяснимой осторожностью отказывался делать убедительные чудеса; исцелял отдельных людей, но отказывался покончить с причиняющими страдания проказой или слепотой; говорил о разрушении старого храма и пост ройке нового, но даже не бойкотировал иерусалимский культ, как это делала кумранская секта...; того, кто больше всего говорил о бессилии способных только убить тело, но отказывался выгнать римлян из страны; кто предоставлял Богу выполнить все это, зная, что Бог однажды заплатит по векселям обещаний и обязательств, которые сейчас выдаются Иисусом (р. 26).
Таким образом, основная проблема Иисуса заключалась в его абсолютном нонконформизме и в том, что он отказывался делать что-то убедительное, призывая только верить, а в остальном положиться на Бога.
Однако не этот загадочный нонконформизм и не противостояние Торе привели Иисуса к смерти, а то, что он взял на себя роль Бога, прощая грешников:
С беспримерной убежденностью, которая должна была поражать его слушателей, он ставит знак равенства между милосердным поведением Бога и своим собственным поведением по отношению к сборщикам податей. Кто, кроме Иисуса, мог отважится изобразить столь неправдоподобное и абсолютно неожиданное поведение отца по отношении к блудному сыну? Кто, кроме Иисуса, счел бы себя вправе взять на себя роль самого Бога в этой притче и объявить праздник по случаю восстановления отношений грешника с Богом? Те, кто пригвоздили его к кресту, обнаружив богохульство в его притчах — объявлявших о столь скандальном поведении Бога, — понимали его притчи лучше, чем те, кто не видел в них ничего кроме самоочевидного для всех сообщения об отцовстве и доброте Бога взамен суеверных верований в Бога гнева.
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.