Их было трое - [20]
Потомки с укором скажут о девушке, которая не пошла рядом с поэтом по тернистому пути, но и для нее найдут теплое слово: ведь любовь к ней освещала суровую жизнь Коста мягким лирическим светом, давала силы в тяжелые дни изгнания.
Превыше всего для Коста будет любовь к своему народу.
Он напишет на русском языке стихотворение «Не верь, что я забыл родные наши горы»:
Благодарный народ Осетии назовет Коста великим, имя Коста станет бессмертным.
…Навсегда остался в памяти первый день пути из Петербурга на Кавказ.
За окном вагона плывут необозримые русские поля, дышащие ясностью, простором и теплотой, как на полотнах Левитана. Воздух напоен свежестью талых снегов.
Осенью 1881 года этой же дорогой Коста ехал в столицу, мысленно прощаясь со своей юностью. Тогда он был кандидатом в ученики императорской Академии художеств… А теперь возвращается на родину полным мужества, готовым к борьбе.
— Спасибо тебе, Петербург!
Орджоникидзе — Ленинград, 1960 г.
ИХ БЫЛО ТРОЕ
…Их было трое. Старшего звали Знаур… Историю юных воспитанников я узнала после того, как поступила сестрой милосердия в Южно-Осетинскую бригаду по путевке Владикавказского окружкома РКСМ, Ухаживала за раненым Костей.
Много было разговоров тогда о приключениях друзей. Они помогли чекистам распутать клубок, свитый иностранными агентами на Кавказе, храбро дрались в бою.
Кончилась война, мы разъехались по домам. Имена боевых товарищей все реже стали вспоминать. А жаль!
Ты говоришь: пиши большую статью. Но мне не под силу. Здоровье покидает меня. Поправлюсь ли, не знаю…
Хочу поговорить в нашем агитпроме. Может быть, там займутся летописью боевых походов первых членов Комсоюза молодёжи среди осетин и ингушей.
Пиши, если успеешь, перед отъездом.
Даухан Каирова
2 октября 1921 г., Алагир»
СЛЕДЫ НА ГОРНОЙ ТРОПЕ
Оазис Джона Уэйна
Главный минарет шахиншахской мечети возвышался над благоухающими садами — прямой, устремленный в небо. Узкая длинная полоса тени от него падала в сторону склона Эльбурса[15].
Неземной заунывный голос звал к первой вечерней молитве. Муэдзин[16] привычно пел, не ведая, что его слова, исполненные веры в могущество и доброту всевышнего, призывали не только к намазу, но служили условным сигналом для тайного сбора в особняке профессора Джона Уэйна.
Богатая усадьба с домом восточного стиля была снята в аренду н-ским посольством для персонала научной экспедиции, в которой главенствовал профессор. Располагалась она на северной окраине Тегерана невдалеке от мечети, дворца Дощань-Тепе и иностранной резиденции Гулахек.
Здесь, вдали от уличной суеты и базарных площадей, похожих на огромные жаровни, стояла тишина и прохлада.
Сэр Джон Уэйн, официально шеф научной экспедиции, не любил роскоши, но она была ему нужна для осуществления тайных замыслов, и он не скупился на средства.
Богатое убранство, уютная обстановка в доме, прекрасный тенистый парк с прозрачным прудом — все располагало к покою и наслаждению. По праздникам в парке играл оркестр, выступали лучшие танцовщицы Ирана.
В густых аллеях, на спортивных площадках, в лодках, скользящих по водоему, и в блестящих залах особняка можно было увидеть путешественников со всех частей света, слышалась английская, французская, русская, итальянская, арабская и даже японская речь. В комнатах бесконечного лабиринта находились люди, занимающиеся этнографией, фольклором, нумизматикой, археологией, лингвистикой, собиранием полезных трав, коллекционированием изделий златокузнецов и резчиков по слоновой кости, поисками оружия и доспехов властителей древнего Ирана.
В оазис, как называли особняк Джона Уэйна, попадали люди избранные по рекомендации весьма влиятельных особ. Были тут и просто знатные приезжие из Европы, для которых поместье являлось чем-то вроде международной гостиницы или клуба европейских туристов.
Но кроме видимой стороны жизни в особняке шла другая.
По черному ходу в кабинет главного ассистента шефа неслышно входили один за другим фанатики из партии «Зольфгар»[17].
В резном кресле черного дерева сидел маленький сгорбившийся человек неопределенных лет в белом тюрбане. Землистое лицо, бесформенный нос, черные недобрые глаза, большое родимое пятно на щеке. Никто не знал имени этого человека, и когда о нем спрашивали шефа, тот уклончиво отвечал, что «ассистент» — лицо частное, не имеющее никакого отношения к правительству, финансирующему экспедицию.
Человек в тюрбане одним взглядом указывал на секретный фирман[18], лежащий на столе. Посетители молча читали послание о перемещении в потусторонний мир нежелательных министров, пришедших к власти после падения англофильского правительства Восуг-эд-Доуле.
В списке предполагаемых жертв заговора на первом месте стояло имя вождя революционного восстания в Тавризе, шейха Мохаммеда Хиабани, за ним — имена дженгелийцев во главе с Кучек-ханом, которые захватили Решт и послали приветствие в Москву В. И. Ленину. После Кучек-хана — несколько фамилий неугодных министров.
