Игры богов - [39]

Воцарилась тишина — Гера обдумывала предложение. Потом Афина перестала вертеться под потолком, пламя пошло на убыль, а на лице Геры появилась крайне редкая гостья — улыбка.

В двух этажах от того места, где Гера и Арес вот-вот должны были решить судьбу двух в прошлом мирных, ничем не примечательных республик Советского Союза, на пороге спальни Зевса стоял и вглядывался во тьму Аполлон.

Кроме Геры, входить сюда никому не разрешалось. Аполлон не представлял себе, что он увидит за порогом. Он даже не был уверен, что Зевс там, — время от времени ему приходило в голову, что тайной, которую так ревностно охраняла Гера, была смерть его отца.

Но Зевс не умер — по крайней мере, так показалось Аполлону. Или мертвые в последнее время завели привычку смотреть телевизор? Однако Зевс — Аполлон все-таки решил, что темный силуэт в глубине комнаты был именно Зевсом, — никак не отреагировал на то, что кто-то вошел в комнату. Поэтому не стоило исключать возможность того, что на кровати лежит всего лишь безжизненная оболочка, освещаемая мерцающим голубоватым светом от телевизора и невосприимчивая к призывам рекламодателей тратить деньги, которых у этой оболочки не было.

Кровать — вернее, металлическая койка, устланная горой заплесневевших одеял, — была придвинута вплотную к дальней стене. У ее изножья стоял деревянный ящик, на котором возвышался телевизор. Больше в комнате не было ничего — только пылинки парили в неподвижном воздухе. Слышен был фальшиво бодрый голос молодой женщины, доносившийся из телевизора и предлагавший зрителям рассмотреть экономически эффективный способ покраски стен ванной комнаты.

Аполлон сделал шаг по направлению к отцу. Деревянные доски под его ногами издали громкий скрип, и существо на кровати шевельнулось, повернув к нему голову.

— Это ты? — прозвучал дрожащий голос.

Вместо ответа Аполлон подошел к той стене комнаты, в которой должно было располагаться окно — но оно было наглухо заколочено.

— Неужели ты наконец пришла ко мне? — произнес Зевс.

Аполлону не нравилось, когда в помещение не попадал солнечный свет. Он схватился за одну из досок, которыми было заколочено окно, и изо всех сил ее потянул. Гнилое дерево треснуло, и в комнату хлынуло солнце.

Аполлон повернулся к отцу.

— Кто здесь? — крикнул Зевс, прикрывая глаза от внезапного наплыва света.

— Это я, отец, — ответил Аполлон. — Твой сын, Аполлон.

Несколько мгновений стояла тишина.

— Ты пришел, чтобы убить меня? — спросил Зевс.

— Нет, отец, — ответил Аполлон. — Я пришел не для того, чтобы убить тебя.

— Я тебя не вижу, — заявил Зевс.

Аполлон подошел к койке и сел. Он мог видеть только лицо отца — оно было таким же желтым и сморщенным, как древняя подушка, на которой лежал Зевс. Длинные грязно-белые волосы отца, все в колтунах, безжизненно свисали с его головы, однако глаза оставались живыми, яркими, как два голубых алмаза, и способными видеть собеседника насквозь.

— Я пришел, отец, — сказал Аполлон.

Зевс вытащил из-под одеял слабую дрожащую руку и положил ее на запястье Аполлону. Его кожа была настолько бледной, что казалась серой, а багровые вены проступали под ней так отчетливо, что Аполлон решил, что кожа может лопнуть в любой момент.

— Так значит, мой сын наконец пришел ко мне? — проговорил Зевс.

— Да, отец.

— Сын мой… — повторил Зевс. — Который из сыновей?

— Аполлон.

— Ах, да, Аполлон. Мой сын, тот, который солнце. — Зевс рассмеялся или, возможно, закашлялся. — Ты пришел, чтобы убедиться, что я все еще жив?

— Нет, отец.

— Так кто ты, говоришь?

— Аполлон.

— Аполлон. Сын, который солнце.

— Да, Аполлон.

— Ты хочешь убить меня?

— Нет.

— Кто твоя мать? — спросила дыра на лице Зевса, которая когда-то была ртом.

— Моя мать? Лето, — ответил Аполлон.

— Лето? Ах да, точно. Она была такая милая, добрая… Думаю, она меня любила.

— Да, любила.

— Аполлон. Мой сын.

Молчание.

— Так о чем мы говорили? — спросил Зевс.

— Ни о чем. Я только что вошел, — ответил Аполлон.

— Так. Ты мне не нужен. Где она?

— Что?

— Где она? Она придет ко мне? Где она? — повысил голос Зевс.

— Кто она?

Зевс с неожиданной силой сжал руку Аполлона, но затем отпустил.

— Не знаю, — пробормотал он.

Он схватил одеяла и начал стягивать их с себя, высвобождая верхнюю половину туловища. Аполлон увидел, что от него почти ничего не осталось — вся мускулатура исчезла, и кожа свисала с костей, как складки ткани.

— Помоги мне, — проговорил Зевс. — Я хочу встать с постели.

Наклонившись, Аполлон откинул одеяла. Зевс был голый, его гениталии висели беспомощными лоскутками. Аполлон подумал о сотнях смертных женщин и богинь, которых Зевс когда-то нанизывал на этот кусок ныне мертвой кожи, — женщин и богинь, смеющихся, плачущих или в буквальном смысле слова умирающих от наслаждения, — об их криках, разносящихся на целые страны и континенты, и о новой жизни, которая зарождалась в их чреве.

— Опирайся на меня, — сказал Аполлон.

С его помощью Зевс наконец сел на кровати. Затем Аполлон помог отцу свесить ноги на пол и поднял его. Зевс пошатывался и дрожал, поэтому Аполлон поддержал его, обняв за плечи.

— Я могу стоять сам, — заявил Зевс.

Аполлон осторожно отпустил старика, и тот действительно не упал.