Я открыл занавеску и осмотрел ванну, которая, конечно, была пуста, борясь с желанием немедленно сбросить грязную одежду и запрыгнуть в исходящую паром воду. Нелепая вероятность того, что в этой ванне успели полежать шесть трупов, засела у меня в мозгу, хотя я отчаянно потряс головой, смеясь над собственной глупостью.
Здесь чудесно пахло — и это я заметил в первую очередь. В мыльницах в форме морских раковин на самой ванне и на умывальнике лежали овальные кусочки темно-зеленого, темнее, чем изумруды, полупрозрачного мыла, и его аромат напомнил о детстве, когда мама купала меня, окутывая ароматами чистоты и самой себя, а потом проворно вытирала пушистым полотенцем, пахнувшим солнечным светом. Я на мгновение крепко зажмурился, понял, что вздыхаю, снова открыл глаза. Самая обычная ванная. Быть может, чище, чем большинство. Тетушка Тэнзи отличалась крайней педантичностью. Дом был большим и беспорядочным, однако опрятным; с помощью «сокровища» средних лет, миссис Эбботт, приходившей два раза в неделю, чтобы пропылесосить и вытереть пыль, тетушка вела корабль точно по курсу. Хотя, видимо, недостаточно точно, чтобы избежать субботних визитов покойников.
Я взглянул на часы. Неудивительно, что я так устал — уже почти одиннадцать. Внучатая тетушка Тэнзи была человеком привычки. Она всегда пекла и одновременно смотрела телевизор, пока не кончалось вечернее субботнее кино, затем чистила зубы и ложилась в постель к половине двенадцатого. Ее субботний труп должен был успеть появиться к тому моменту, когда она выключала телевизор, то есть где-то к одиннадцати пятнадцати — и исчезнуть к половине восьмого утра, когда она вставала, чтобы идти на воскресную службу.
— Безумие, — пробормотал я вслух, снимая тяжелые ботинки и с битой в руке залезая в ванну. Я оставил просвет между занавеской и стеной, через который мог видеть закрытые и запертые окна. Для чего приходилось сидеть на скользком закругленном краю ванной, изогнув шею под странным углом, однако я решил, что несколько минут дискомфорта того стоят. Подумал о настойчивости, с которой Тэнзи предлагала выпить шоколад, и пожелал чего-нибудь столь же земного, дабы унять нервную дрожь. Половина моих школьных друзей закурили бы сигарету, но меня тошнило от этих мерзких палочек, а кроме того, даже если бы я курил, не стоило заранее сообщать о своем присутствии. Тут я спохватился. Сообщать кому? Это ведь просто видение, сумасшедшая фантазия старой леди.
Тишина становилось жутковатой. В комнате внизу тетушка Тэнзи, наверное, уже спит, или лежит, глядя широко распахнутыми глазами в темный потолок. В ванной ни звука, только мое дыхание, ни дуновения ветерка в кронах деревьев под окнами. На какое-то мгновение мне показалось, что во всем мире бодрствует лишь мое сознание. По спине поползла струйка холодного пота — прежде, я о таком только читал. В последние несколько недель я разъезжал на мощном маленьком мотоцикле по бескрайним равнинам, в основном бесплодным, благодаря Эль-Ниньо и, быть может, парниковому эффекту. Так вот, как-то раз я чуть не свалился с забуксовавшей машины прямо под копыта сотен пыльных животных, и тот страх не затронул мою душу — нет, он обострил инстинкт самосохранения. А в убийственно тихой умывальной комнате Тэнзи я чуть не намочил штаны. Я вылез из ванной, поднял деревянное сиденье, помочился, спустил воду и не стал опускать сиденье на место. Теперь это была моя ванная. Потом я забрался обратно, ощутив ступнями ног через носки прохладную поверхность, и снова устроился на узком насесте.
Шея болела. Внезапно я увидел, как нелепо выгляжу со стороны, примостившийся на краю ванной, тихонько посмеялся над собой и встал, распрямив позвоночник, потом взялся рукой за занавеску, чтобы открыть ее. И тут ближайшее ко мне окно легко скрипнуло, и я услышал, как оно приоткрывается.
Это было невозможно. Я находился на втором этаже высокого старого здания без пожарной лестницы и тому подобных современных наворотов. Я тщательно вспомнил сад: никаких новых решеток, все деревья — в нескольких метрах от дома, в целях пожарной безопасности, а лестница Тэнзи — внутри, в запертом шкафу. Дугальд О’Брайен ни разу не тявкнул за всю ночь, не говоря уже о том, чтобы залаять на посторонних. Какого черта!
Мое сердце колотилось, во рту пересохло. Я прижался к краю ванной, вдавившись спиной в плитку на стене, и с трудом посмотрел в щель. Ближайшее окно было широко распахнуто. Я услышал приглушенное шарканье, и в оконном проеме возникла спина молодой женщины. Длинная смуглая нога скользнула через подоконник, нащупывая пол. Мои ботинки красовались прямо перед унитазом. Что ж, многие люди имеют привычку разбрасывать свои вещи. Но только не в доме Тэнзи. Правда, вряд ли эти взломщики знакомы с домашними правила Тэнзи. Не будь нелепым, Август, что ты знаешь о том, что знают они? Полуголая женщина влезает в окно на втором этаже!
Она стояла в ванной, по-прежнему спиной ко мне. Казалось не очень-то учтивым бить ее крикетной битой, которую я продолжал сжимать в онемевшей правой руке. Разумно, но неспортивно, и так я ничего не узнаю о странных действиях. Она высунулась из окна, пыхтя и тяжело дыша — и внезапно втащила внутрь верхнюю часть абсолютно мертвого взрослого мужчины. Тело застряло, сотрясая оконную раму.
