Игрок - [27]

   Залитая солнцем поляна у ручья. С величавой медлительностью крутится мельничное колесо, лопатит воду маленькой запруды. Вода брызжет, сверкает на солнце, скачет по камням игрушечным водопадом.

   Утоптанный пятачок двора, ограда из жердей распахнута настежь. Стена дома, серые камни кладки все в копоти, весело трещит огонь, багровые языки пламени лижут оконные рамы, танцуют под крышей...

   - А-а-а! - Энн издаёт пронзительный вопль.

   Вот откуда запах жаркого. А я-то облизывался. У крыльца лежит нечто вытянутое, чёрное, похожее на обугленное бревно.

   - Дядя! - визжит девчонка.

   Арнольд издаёт горлом странный звук. Красавчик бледнеет до синевы. Медленно, очень медленно вытаскивает из мешка посох-рогульку.

   Оглядываю двор. Запах палёной плоти забивает ноздри, в ушах звенит от крика Глазастой Энн.

   - Тётя, там моя тётя, - заходится воплем малявка, тыча пальцем в окна. - Спасите её!

   Сам не замечаю, как в руке оказывается меч. Поднимаюсь по ступенькам крыльца. Дверь сорвана с петель, из проёма пышет жаром.

   Прикрываю локтем лицо, захожу внутрь. Под ногами хрустит выломанная дверь. Глаза слезятся от дыма, иду почти на ощупь. Уши улавливают странный хруст и чавканье. Будто голодная свинья торопится набить брюхо у корыта.

   - Эй! - кричу. - Есть кто живой?

   Странно, если в доме случился пожар, почему дверь выломана внутрь, а не наружу?

   Застываю, поражённый этой мыслью. Тут же с глухим чмоканьем в стену входит стрела. Как раз там, где я должен был оказаться, если б не остановился.

   Хруст прекращается. Кто-то сопит, шумно вдыхает, как будто за стеной заработали огромные кузнечные мехи. Слышу нарастающий свист и хрипение.

   В следующий миг в меня врезается гудящий паровой каток, и сбивает с ног.

   С маху прикладываюсь затылком к чему-то твёрдому и острому. В голове вспыхивает невиданный фейерверк. Слышу глухой рёв, сквозь искры в глазах вижу летящий мне в лицо огромный кулак. Последнее, что фиксирует моё сознание - табличка кроваво-красного цвета, и тревожный голос моей блондинки: "Ранение! Срочно лечитесь!" Дальше - темнота.

   - Можно хоть этого распотрошить?

   - Нет, нельзя.

   - Я жрать хочу.

   - Не жрать, а есть. Что за бескультурье!

   - Вот нажрусь, буду культурным.

   Поворачиваю голову. Темно, хоть глаз выколи. В черепе - будто ёж свернулся, во рту - мерзкий привкус гари. Нет, это не сон. Прошлый раз я проснулся бодрым и свеженьким, как огурчик.

   Пробую пошевелиться. Что-то мешает. Руки замотаны ремнём, ноги скручены так плотно, что чувствую себя русалкой. То есть русалом. Существом, у которого ноги слиплись в один холодный толстый хвост.

   - Ну, дай, хоть ногу отгрызу? На одной попрыгает... - хриплый, низкий голос, говорящий гнусавит, будто насмерть простужен.

   - Нет, я сказал. - Второй голос тонкий, как у ребёнка, с повизгиванием в конце слов. Словно говорит ожившая кукла.

   В рот лезет шершавая, вонючая тряпка. Да у меня мешок на голове, вот почему так темно.

   - Один очнулся. Тащи его сюда! - распорядился писклявый.

   Слышу тяжёлые шаги. Потом меня хватают за ноги и волокут по земле. С головы срывают мешок, и я зажмуриваюсь от яркого света.

   - Откуда у тебя эта записка?

   Моргаю, глаза слезятся от насыпавшейся на лицо мелкой трухи от мешка.

   У крохотного костра сидит пузатый человечек, ковыряется в кучке разложенных возле огня вещей. Узнаю свой меч, ворох пергаментных свитков, посохи Арнольда.

   - Говори! - рычит второй, и встряхивает меня, как тряпку.

   Зрение наконец проясняется. Надо мной нависает бычья морда. Прямо на меня смотрят выпуклые, блестящие глаза животного. Налитые кровью белки, щётка жёстких волос на низком лбу, перечёркнутом глубокими морщинами. Сбоку массивной головы торчат короткие, кривые рога, кончик одного обломан. Под рогами подрагивают неожиданно смешные, бархатные телячьи уши.

   На одном ухе красуется ряд блестящих металлических колец, в одном, самом крупном, сверкает крохотный драгоценный камень.

   - Кто дал тебе эту записку? - требовательно вопрошает писклявый.

   Смотрю на него и вздрагиваю. Это не человек. Вытянутое, тонкое рыльце, скошенные к центру крохотного личика глаза, круглые и чёрные, как икринки. Вместо волос на круглой, лысой голове - полупрозрачные антенны. Они двумя пучками торчат надо лбом и покачиваются от малейшего движения.

   Округлое тельце, узкое в плечах, расширяется книзу, как мягкая груша. Длинные, тонкие руки, на маленьких ладонях - по три вытянутых суставчатых пальца.

   Одна трёхпалая рука монстра держит развёрнутый листок со стихами покойного капитана стражи.

   - Говори! - опять рычит человекобык, и встряхивает меня за ремень, стянутый на локтях.

   - Тебе-то что? - желудок скручивает от досады. Надо же было так глупо попасться в лапы этим двум причудам генетики.

   - Фредди, дай, я откушу ему ухо! - человекобык обдаёт меня запахом гниющей плоти. Скрипят крупные зубы, на плечо мне капает горячая слюна. В памяти выскакивает странная фраза: "Фигушки, я плотоядная!"

   - Подожди, Джонни, - морщится писклявый монстр. - Не видишь, разве, что это новичок? С ними надо поласковей.