Игра в классики. Русская проза XIX–XX веков - [150]
Именно это место выделяет у Толстого и Ашешов как оригинальное и художественное:
Смерть – случайность, – таково заключение всех, кто эту смерть видит ежечасно. Казалось бы, это парадокс: нельзя называть случайностью то, что с холодной правильностью точного закона уничтожает людей. Но человеческая душа страхует себя от страха таким самогипнозом или привычка создает софистическую логику, но факт тот, что смерть опрокидывается в сознании сражающихся, как случайный фактор, как каприз комбинации больших чисел.
И в то же время душа воина страшно радуется жизни, когда она выходит из тесного мира окопов. Делаются все лучше, приветливее, точно близость смерти научила их бережно относиться к жизни и уважать ее <…>[326]
Очерки Толстого нравились и московскому религиозно-философскому кружку. Аделаида Герцык писала М. Волошину 4 (17) ноября 1914: «Пра посылает Вам корреспонденции Алексея Толстого. Они оч[ень] хороши»[327]. За рассуждением о трагическом театре можно почувствовать ивановский дух: мы знаем, что после переезда в 1912 году Москву вслед за Ивановым Толстой продолжал посещать его и в особенности сблизился с ивановско-бердяевским кружком в конце 1914 года, во время романа с Крандиевской[328].
Но его кавказский цикл стоит все же особняком. Он произвел на всех сильное впечатление, наверное, потому, что читатели наслаждались этими очерками. Солдатская доблесть описана здесь с немыслимыми преувеличениями, но рассказывается о ней совершенно аутентичным солдатским говорком – не поверить невозможно. Трудности почти непреодолимые – пушки надо втаскивать на два километра вверх по лесной круче, утопая в жидкой грязи, – но надо всем высятся изумительные горы, которые настраивают на торжественно-задумчивый лад. Толстой искусно вписал военные ужасы в пейзаж немыслимой красоты – в пейзаж, расцвеченный лиловыми цветущими рододендронами и желтым дроком, синий от фиалок, благоухающий лавровишней. Обогащает рассказ и то, что земля древняя, обставленная древними башенками и мостиками, за которыми угадывается Античность. А в промежутках между эпическими подвигами солдаты и офицеры так аппетитно пьют и едят, так захватывающе рассказывают, так тесно сдружились, что нельзя не почувствовать вместе с ними, как они счастливы, – вот она, настоящая жизнь. Толстому повезло – на этот раз он наблюдал (правда, с периферии и до начала больших успехов, которые обозначились к концу 1915 года, со взятием Эрзерума) ту единственную кампанию, которая покрыла славой русские войска и даже подала миру надежду на перелом в войне.
Именно в одной из кавказских корреспонденций Толстого Вячеслав Иванов прочел вдохновившую его фразу о том, как пароход выходит в море из устья реки. Он дал ее эпиграфом к своему стихотворению «Дельфины»:
В снастях и реях засвистел ветер, пахнущий снегом и цветами; он с силой вылетал на свободу из тесного ущелья… Из-под самого пароходного носа стали выпрыгивать проворные водяные жители – дельфины; крутым побегом они выскальзывали на воздух, опустив хвост, описывали дугу и вновь погружались без всплеска[329](А. Н. Толстой, «Письма с пути»).
Как видим, и показ «скользких», «крутым побегом» выскакивающих наружу (у Иванова – «крутогорбых») дельфинов, и тема выхода ветра на свободу из ущелья реки в море взяты здесь из очерка Толстого. Иванов опустил только начало второго предложения – «Из желтоватой воды»[331]: реалистическая желтоватая вода Толстого здесь убрана, наверно, потому, что она слишком контрастировала с ивановской символической лазурью. Чуковский писал в своем мемуарном очерке о Толстом:
В 1913 году Вячеслав Иванов написал стихотворение «Дельфины», к которому взял эпиграфом отрывок из толстовских «Писем с пути». Отрывок начинается так: «В снастях и реях засвистел ветер, пахнувший снегом и цветами». Этот отрывок так полюбился Вяч. Иванову, что он целиком перенес его в свое стихотворение:
Стихотворение помечено мартом 1913 г. Напечатано в «Невском альманахе», 1915[332].
Теперь ясно, что и у Иванова, и у Чуковского оно датировано анахронистически – раньше 1915 года процитированные стихи появиться никак не могли.
Работа военным корреспондентом «Русских ведомостей» упрочила литературный статус Толстого: вслед за очерками он напечатал в той же престижнейшей газете полдюжины рассказов. Его дар визуализации усовершенствовался в кавказских описаниях войны средь снега и цветов, в весеннем горном лесу. Здоровый инстинкт привел его в среду интеллигенции, пошедшей добровольно служить воюющему народу – не крушить, а строить новое общество. Он внимательно описывал этот новый тип людей с их хозяйским, творческим, ответственным отношением к жизни. Можно надеяться, что этот эпизод русской истории, обойденный и оболганный в советский период, получит наконец достойную оценку у потомков, сейчас решающих во многом сходные задачи.
Настоящее исследование Е. Толстой «Ключи счастья» посвящено малоизвестному раннему периоду творческой биографии Алексея Николаевича Толстого, оказавшему глубокое влияние на все его последующее творчество. Это годы, проведенные в Париже и Петербурге, в общении с Гумилевым, Волошиным, Кузминым, это участие в театральных экспериментах Мейерхольда, в журнале «Аполлон», в работе артистического кабаре «Бродячая собака». В книге также рассматриваются сюжеты и ситуации, связанные с женой Толстого в 1907–1914 годах — художницей-авангардисткой Софьей Дымшиц.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
Настоящая книга является первой попыткой создания всеобъемлющей истории русской литературной критики и теории начиная с 1917 года вплоть до постсоветского периода. Ее авторы — коллектив ведущих отечественных и зарубежных историков русской литературы. В книге впервые рассматриваются все основные теории и направления в советской, эмигрантской и постсоветской критике в их взаимосвязях. Рассматривая динамику литературной критики и теории в трех основных сферах — политической, интеллектуальной и институциональной — авторы сосредоточивают внимание на развитии и структуре русской литературной критики, ее изменяющихся функциях и дискурсе.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.