Игра в Грааль - [6]

Страшное чувство реальности пронзило меня. Кто, когда, как запрограммировал этот разговор, этого изжелта-седого старика, выжженный город на берегу теплого моря? Я слушал и задавал вопросы. И снова слушал.

— Вы, сэр Ренато, непохожи на них, хотя так же пахнете и так же неудержимы в бою…

Да, мир фантомов был полон не только звуков и красок, но и запахов. И вкуса дичины, жаренной над угольями, и козьего молока. И вчерашнего хлеба с вересковым медом. И боли, и гнева.

— И здесь, в лесу, я не раз встречался с ними. В обличии рыцарей, девиц и наемников, монахов, разбойников и колдунов. И все они спешили, требовали ночлега и ужина, и рассказов об окрестностях и дальнейшей дороге, да покороче, и я был для них словно мерный столб на скачках. Не полосатый красно-белый деревянный шест, а просто какой-то знак, символ…

— Очередная авентюра, — поддакнул я.

— Да, они любят это слово. И назавтра они торопливо собираются и пропадают навсегда.

— Стремятся завладеть Чашей Грааля, святой отец, — очень кстати сообщил я. Так, просто разговор поддержу. Лицо его исказилось, он отшатнулся в тень.

— Мать Алимна! И ты! И ты о том же!

— Да вы что, padre, — удивился я. — Будто я на стол змею бросил!

Кум, часто дыша, поспешно нащупал на шее нечто, и на свет появился маленький белый кружок на цепочке, блеснувший на миг серебряной звездочкой.

— Свет пронзает тьму и рождает тени! Тебе не удалось перехитрить меня, подлый чужак! Я больше ни слова не скажу!

Он судорожно прижал кружок ко лбу и замер, зажмурив глаза, как перед ударом. Я-другой оцепенел. Я-сам вгляделся в амулет старика. На тонкой серебряной цепочке… Компьютер ожил на секунду прежде, нежели я его узнал.

— Ваши действия?

— Какого цвета мой амулет на тонкой серебряной цепочке? — спросил я хрипло, не отрывая глаз от экрана.

— Белого.

— Мы с ним единоверцы?

— Вопрос не понят.

— Я хочу показать ему, что мой амулет тоже белый.

Я-другой тотчас расхохотался с видимым облегчением и совершенно моим голосом сказал, мягко и негромко:

— Тени выходят из тьмы, отче, но стремятся к свету! Вот мой амулет.

Старик опустил руку и испуганно уставился на меня-того.

— И молния не побила тебя?! Дай! — Он жадно схватил мой амулет и потянул к себе, я инстинктивно дернулся вслед, чтоб цепочка не порвалась.

— Дивные чудеса творятся! — сказал он, со вздохом возвращая мне вещицу. — Брат, приветствую тебя в моем убежище! Моя вина, что под маской невежества я не распознал высокую и благородную душу.

— Любезный Кум! — ответствовал я-сам, подлаживаясь под его цветистый слог. — Не мне судить о достоинствах моей души. Но ты прав в другом — едва ли в этих лесах найдется чужак, менее моего искушенный в здешней жизни. Я вступил в игру… — я прикусил длинный свой язык и продолжил по-другому: — Я очутился тут лишь вчера и без должной подготовки.

Я пристально всматривался в лицо отшельника, страшась уловить некую тень.

— Но ты знаешь и имеешь право произносить формулу Белых, — отвечал он живо. — И этого достаточно, сын мой. Я впервые за долгую жизнь встречаю чужака такого превосходного белого цвета.

— Неужели все чужаки так черны? — спросил я наугад.

— Конечно, нет. Ведь они постоянно совершают подвиги. Но в момент выбора они почти всегда малодушно предпочитают сменить цвет, чтоб победить наверняка.

— Ничегошеньки не понял, — пробормотал я по-итальянски, и когда старик недоуменно вскинул на меня блеклые голубые глаза, повторил для него: — Я не постигаю смысла ваших речей, отец Кум.

— Мать Алимна, да ведь это основы знания! — воскликнул он. Я пожал плечами, но с экрана это движение он все равно не увидел, и пришлось мямлить какие-то оправдания.

Старик тяжело поднялся и вышел в сени. Я потянулся было к клавише вызова, но он почти тотчас вернулся с охапкой поленьев и неторопливо уложил их на крошившиеся багрово-черные угли. Первой вспыхнула березовая кора на одном, постепенно занимались и остальные. За окном его хижины внятно два раза прокричала неведомая ночная птица.

— Я буду краток, — торжественно сказал Кум Гараканский. — Так, как это доступно немногим. Мир, в котором мы живем и умираем, велик. Сотни стран, народов, наречий, обычаев. Люди, карлики и исполины, говорящие звери и рыбы, чудовища и герои — все они уживаются под одним солнцем, единым для всех. И для всех един мировой закон. Закон Добра и Зла. Белого и Черного.

Поистине, так кратки могут быть только немногие! Ему было сладко слушать себя после лет молчания, он упивался каждой новой фразой, он плел паутину из них, и на ее серебристых нитях подрагивали искрившиеся радугой капельки росы. И оплетала меня эта паутина, хотя уже давно следовало плюнуть на все, прервать игру хоть на час и хорошенько подзакусить.

Короче говоря — в обычном понимании этого выражения — суть миропорядка Игры заключалась в том, что при единоборстве примерно равных противников больше шансов на победу имел Черный. То есть злодей. Это-то и считалось закрытой информацией. Это следовало постигать на собственном опыте и шкуре. Либо на курсах подготовки.

Для того, чтоб амулет приобрел белый цвет, надо было совершать бескорыстные подвиги. Чем более бескорыстия в ваших действиях зафиксирует компьютер, чем над более черным противником вы одержали верх своими силами, будучи в белом состоянии, тем белоснежнее становится ваш амулет. И наоборот.