Игра в Грааль - [17]

— И облегчаешься от съеденного и выпитого, — Ренато положил руку на топорище, — тоже только там?

Я был ошеломлен. Хулиган — тоже.

— Кабы я был большим и сильным, я б вас за такое в землю втоптал, — жалобно пробасил пастушок и залился слезами.

— Ты в уме сам-то?

— Он меня и пальцем не тронет, — откликнулся Ренато. — Я все понял. У него комплекс неполноценности. Он меня боится.

Бородач отвернулся от нас, все еще всхлипывая. Он вытащил свирель, и покрутил ее в губах, примериваясь. И засвистал пронзительно и чисто. У меня перехватило дух от нежной простоты мелодии. Всепрощение, грусть, легкая мечта, невесомая надежда сменялись и сливались и затихали, и снова оживали в звуке. Не переставая играть, бородач пошел прочь, напрямик на холм. Страшная дубинка так и осталась брошенной перед изумленным Ренато. Бородатый детина уходил все выше к утренним лучам, и роса блистала вокруг него, а он шел уверенно и быстро, и ни разу не сфальшивил, не сбил дыхания, не споткнулся. Потом он пропал из вида, и песенка его умерла в отдалении.

Гарольд фыркнул и тревожно замотал головой, вырывая повод. Он первый почуял ее. Смех прилетел ниоткуда, и так прост он был, как птичьи разговоры поутру, когда внезапно слух наполняется ими, но знаешь, что их голоса так и звучали все утро напролет, да ты-то этого привычного фона не замечал. Ренато обернулся — еще и еще — и я вместе с ним охватил взглядом полный круг. Или то Гарольд обрел речь и смех? Тоже мне, Вильямова ослица!

— Чужак, — повеяло вдруг холодом, когда смех оборвался. — Что делаешь ты на моем холме?

Будто невидимые стены окружили нас, а в них рождалось эхо каждого слова, произнесенного ею.

— Лещей ловлю, госпожа моя фея! — бойко крикнул Ренато в пустоту. И потрепал коня по гриве. — Вот, на живца ловлю!

Фея прыснула, и ледяные стены исчезли. Теперь она чудилась совсем близко, на расстоянии дыхания.

— Не ты ли тот рыцарь, что разогнал разбойников на Бузинном ручье? Коростель, глупая птица, сказала, что это было десятирукое чудище верхом на медведе…

— Видно, она и близко у того ручья не пролетала, — усмехнулся Ренато, — твоя коростель. Две руки у меня, вот, потрогай.

— Я же сказала — глупая птица. Да пусть ее. Скажи, что с Кумом, как он после всего этого? Я знаю, мудрого Кума могли захватить только обманом или врасплох. Что же ты молчишь? Он жив, я знаю. Ночью он опять играл с молниями, я же зарево видела.

— Он умер, — жестко сказал Ренато. — Нынче же ночью. И дом сгорел. Я еле вырвался из огня.

— А он не сумел…

— Он был мертв еще до пожара. Сердце не выдержало.

Фея молчала долго.

— Скажи, а ты… ничего… не успел…

— Я видел его сокровища, фея, но у меня в мыслях ничего дурного не было, так… любопытно было, а потом… стало не до того.

— И Книга Судеб сгорела, — горестно протянула она. — Все пропало.

Ренато смутился.

— Только вот это.

Он развернул тряпицу и показал прозрачный камушек.

— Он попал мне в сапог, я думал — камушек закатился — а это брильянт Кума. Возьми себе, хочешь?

— Глупый, глупый чужак… Это не камушек, это юкк. Из тех, что «льются струей» — так?

— Ну… да. они явились из порошка. На, я его дарю тебе.

Ее голос постарел, в нем послышалась безмерная усталость.

— Он мне ни к чему. Он приносит удачу только смертным. Предохраняет вас от поступков… опрометчивых…

Она удалялась невидимо, неслышно, как бы отплывая по воздуху.

— Постой, — позвал Ренато. — Не уходи. Не сейчас. Как добраться до деревни?

— Это тебе юкк подскажет, — донеслось с другой стороны.

Он повернулся на ее слова.

— Покажись мне на прощанье!

Молчание.

— Эй… Где живет Макитон?

Бац! Порыв ветра толкнул его в грудь!

— Кто? — громко спросила фея совсем рядом.

— Макитон, колодезных дел мастер.

— Откуда ты знаешь про Макитона?

— От Кума Гараканского!

— И что же ты знаешь про него?

Ренато открыл и закрыл рот.

— Достаточно, — нагло соврал я, — чтобы понять, что с ним мне надо встретиться. Это нужно для нас обоих — для него, для меня, недостойного, и для всего подлунного мира.

Ренато важно покивал головой и надул щеки. Фея молчала. Я продолжил, чуть более суетливо, чем следовало бы.

— Ну да, мудрый Кум поведал мне о Макитоне, когда узнал, что я Белый чужак. Только не успел рассказать, где же его найти. Вот так оно и было.

Ренато несколько запоздало вынул на свет свой амулет, и тот слегка шелохнулся в его протянутой руке.

— Удивительно, — вздохнула фея. — Мне трудно поверить тебе. Ведь ты встретил Кума только вчера, и прежде… он не знал тебя?

Я замешкался, и инициативу перехватил Ренато.

— Испытай меня! — выпалил он. Я воззрился на его простодушную физиономию. Все! Сорвалось. — Кум показал мне нечто, принадлежавшее Макитону.

Я зажмурился. Но уши-то не заткнул, и в наушники по-прежнему проникал птичий щебет, и хриплое дыхание Гарольда. И листья на ветру.

— И что же это? — как бы нехотя, но с затаенным напряжением поинтересовалась фея.

Торжествующая улыбка Ренато.

— Это палка, маленькая такая рогатинка из ореха.

— Сию же минуту мы отправимся к мастеру! Эй…

Она прощелкала по-сорочьи, и большая пестрая птица закружилась над моей головой. Они обменялись еще парой подобных фраз. Сорока полетела на взошедшее солнце. Потом Ренато окликнул фею, и та отозвалась со склона холма, и Ренато поднялся на его вершину пешком, а потом, покачавшись на ноге в стремени, запрыгнул в седло. Я полуследил за экраном. Он опередил меня своей догадкой. А ведь все так просто. Ореховая рогулька, та палка о трех концах. Лозоходец. Колодезных дел мастер… Я пустил коня неспешной рысцой.