Игра в голос по-курайски - [20]

В руках его слабо трепыхался налим с полметра длиной. В хребтине его торчала вилка, которую Мотька крепко сжимал в правой руке, пальцы левой он цепко запустил под жабры рыбине. Выбравшись на берег, знобко поводя плечами, проговорил:

— Это тебе не на закидушку ловить…

Мотька достал из своего тючка с одеждой складной нож, вырезал из ближайшего куста ивы кукан, насадил на него рыбину, кивнул Павлу:

— Давай, теперь ты. Под топляками смотри, под корягами…

Павел взял вилку, вошел в воду. Теперь он, пробираясь где по грудь, где по пояс, а где и вплавь, приглядывался к теням под топляками. И вот под боком толстенного черного бревна слегка шевельнулась тень. Глубина была — примерно по грудь. Зацепившись ногой за скользкое бревно, Павел отдышался, приглядываясь сквозь прозрачные, отблескивающие солнечными зайчиками, струи. Точно, громадный налимище стоял в затишке за бревном. На первый взгляд Павлу показалось, что в нем метра полтора. Плавно, стараясь не плеснуть, Павел погрузился в воду нацелив вилку налиму в хребтину. Распрямил руку и с ликованием ощутил, как она мягко вонзается во что-то податливое, слабо хрустнувшее, тут же выбросил вперед левую руку, нащупывая мягкое скользкое налимье брюхо. Рыбина рванулась, Павел не удержался на ногах, кувыркнулся в промоину, Стискивая руками трепыхающуюся добычу, принялся сильно загребать ногами. Наконец вынырнул, ноги коснулись скользких камней, и Павел побрел к берегу, то и дело оскальзываясь и оступаясь, падая в воду.

Мотька прыгал по берегу, что-то орал, показывая скрюченные пальцы, видимо советовал, как держать, чтобы не вырвался налим. Павел, наконец, выбрался на берег, отдуваясь и отфыркиваясь. Мотька смерил рыбину четвертями:

— Ого! Восемьдесят сантиметров! В прошлом году Вовка Задирака добыл метрового, потом до зимы хвастался… Правду говорят, новичкам везет. Да и весной больше всего крупных налимов попадается. Ладно, давай пожрем, погреемся, а потом еще пару раз забредем.

Они развели костер на берегу под огромным деревом, с узкими листочками, как у ивы. Названия дерева Павел не знал, да и неинтересно ему тогда это было. Мотька выпотрошил пойманную им рыбину, ловко насадил на ивовую палку, пристроил над костром на рогульках. Они разлеглись у костра, подставляя один бок солнцу, другой — огню. Быстро стало жарко и уютно, вокруг разнесся вкусный запах жареной рыбы.

Жареный налим был хорош даже без соли. Подкрепившись, Павел с Мотькой еще по паре раз забрели в воду, но солнце уже клонилось к горизонту, поэтому что-либо разглядеть в воде стало трудно, да и основательно замерзли. Павлу больше не повезло, зато Мотька добыл двух налимов длиной сантиметров по шестьдесят. Постукивая зубами от озноба, они оделись и пошли к селу. Когда поднимались по береговому откосу мимо остатков никому не нужного высокого забора, Мотька вдруг протянул Павлу свой кукан с рыбой:

— Бери себе…

— Ты чего?! — изумленно вскричал Павел.

— Я ж тебе говорил, мне мамка не разрешает налимов колоть. Как увидит, что они колотые, сразу отлупит и из дому неделю не выпустит.

— А почему она не разрешает?

— Опасное это дело… — нехотя протянул Мотька, — знаешь, сколько пацанов перетонуло?

— Да ну! Как тут утонешь? Течение всегда на мелкоту вынесет… Вот в Усолке, в запруде плавать — это да-а…

— Да моей мамке не объяснишь…

Мотька с сожалением посмотрел на свою рыбу и пошел через улицу к своему просторному дому, Павел свернул к бараку. Увидев чуть ли не метровую рыбину, мать изумленно всплеснула руками:

— Сынок, где ж ты такого поймал?!

Павел победно поглядел на брата, сваливая рыбу в подставленный матерью таз. Пока мать чистила рыбу, он с непонятным беспокойством ждал, заметит или не заметит, что налимы колотые? Не заметила. Обваляла куски рыбы в муке, положила на сковородку. Сковорода шипели, скворчала, распространяя одуряющий аромат. С улицы сквозь открытое окно доносились звуки песен — «бендеровцы» и «власовцы» праздновали День Победы.

Сразу после ужина на Павла навалилась истомная усталость. Отчаянно зевая, он полез на свой топчан не дожидаясь темноты. Брат сунулся к нему, сказал криво ухмыляясь:

— А налимы-то колотые…

— Ну и что? — сонно пробормотал Павел и зевнул.

— А то… А если утонешь?

— Сам не утони! Я лучше тебя плаваю… — и, повернувшись к стене, Павел натянул на голову одеяло.

На следующий день был выходной. Когда Павел проснулся, мать тихонько хлопотала у плиты. Вечно ему не удавалось поспать подольше, даже и в выходной! Он вылез из-под одеяла, сунул ноги в обрезки старых сапог, вышел на крыльцо. Ярко-синее небо распахнулось над сопками, солнце уже грело вовсю, но откуда-то еще тек ледяной ветерок. Шагая до туалета, Павел подумал, что не худо бы и сегодня пойти колоть налимов. Закидушки — дело хорошее, но таких, как на простую вилку, Павлу ни разу поймать не довелось. Правда, он слышал байки, будто мужики как-то поймали налима, которого всемером еле из воды выволокли. А сосед по бараку, сутулый кряжистый мужик с лицом, изрубленном глубокими жесткими морщинами, как-то еще ранней весной, подойдя к костру Павла на берегу, и прикуривая от головешки, задумчиво проговорил: