Игра в голос по-курайски - [21]

— Оленгу-уй… Сюда, Пашка, из Амура такая рыба заходит… В позапрошлом году мужики тайменя поймали, во-он с ту лодку, — и он ткнул самокруткой в сторону лодки, лежащей неподалеку вверх дном.

Лодка была длиной метров семь-восемь, и в то время Павел не поверил, что в реках может водиться такая громадная рыба. Но однажды, еще до лесосплава, он поймал на закидушку незнакомую рыбину, сантиметров сорок длиной. Долго-долго ее разглядывал, в ней чудилось что-то знакомое, но никак не верилось, что это обыкновенный пескарь, которых Павел ловил в Усолке сотнями. Ибо штук двести надо было наловить на нормальную жареху.

Вернувшись в дом, Павел подсел к обеденному столу. Мать проговорила:

— Сейчас уха сварится…

Выдвинув ящик кухонного стола, Павел задумчиво изучил набор разнокалиберных ложек и вилок, выбрал одну, с крепкой пластмассовой рукояткой, и когда мать вышла зачем-то в сени, быстро сунул вилку в карман.

Когда после завтрака Павел в кладовке точил вилку напильником, туда заглянул брат. Увидев вилку, сказал почему-то злорадно:

— Собираешься?..

— А что?

— Ничего. А если потонешь?..

Павел неопределенно пожал плечами. Брат у него был шибко принципиальным, мог и рассказать матери, что колоть налимов вилкой — дело довольно опасное.

Секунду подумав, брат вдруг сказал:

— Вместе пойдем…

Это было странно и необычно, брат никогда не брал Павла в свои походы, и не посвящал в свои дела, наоборот, всячески от него старался отделаться.

Барак стоял на самой окарине поселка, улица заканчивалась развалюхой, в которой жил Дутик, и дальше шел крутой спуск к Сыпчугурке. За Сыпчугуркой расстилалась обширная пойма, которую Оленгуй охватывал широченной петлей, чуть ли не смыкая ее возле поселка. К верхней — части петли и направились Павел с братом. Идти пришлось всего километра три, зато вернуться к поселку можно поберегу, пройдя вдоль реки километров восемь-девять. Так далеко от поселка Павел еще не отходил. Было жутковато и таинственно, Оленгуй бесшумно катился мимо пустынных берегов, поросших ивняком и красноталом. С таинственным видом брат вытащил из кармана самодельные подводные очки, вырезанные из противогаза, водрузил себе на лоб, после чего разделся, скатал одежду в тючок, отдал Павлу и вошел в воду.

Здесь Оленгуй был более медлительный, чем у Сыпчугура, а потому глубже. Удача пришла в первую же минуту. С победным воплем: — Есть! — брат вскинул руки с извивающейся рыбиной и побрел к берегу по грудь в воде. В азарте он тут же вернулся в воду, бросив рыбину Павлу. Предусмотрительный брат вместо кукана прихватил сетку-авоську, в которой рыбу таскать было не в пример удобнее, чем на кукане. Азарт азартом, но, добыв вторую рыбину, брат вылез на берег, весело стуча зубами. Надев очки и взяв вилку, Павел вошел в воду. Чтобы поскорее привыкнуть к холоду, он сразу нырнул и чуть пробкой не выскочил на поверхность. До сих пор он нырял с открытыми глазами, а в этом случае все предметы под водой лишаются четкости очертаний, становятся размытыми, блеклыми, теперь же подводный мир засиял необыкновенными, яркими, солнечными красками. На дне можно было разглядеть каждый камешек, каждую песчинку. Вот стайка гольянов кинулась в рассыпную, кося на Павла круглыми глазками, вот рак, выставив клешни, свирепо покрутил усами, но тут же из осторожности бросился наутек задом наперед усердно работая хвостом. А это что! Налим стоял под боком совсем трухлявого топляка и слегка поводил хвостом, раздув грудные плавники. Павел по пояс в воде сделал полукруг, чтобы тень не упала на налима, и ловко всадил вилку в хребтину.

Как же он раньше не додумался, вырезать очки из противогаза… Да кто ж мог предполагать, что подводный мир так красив!

Они уже основательно замерзли и устали, Павел подумывал, что, не пора ли сделать привал с костром, но брат упорно лез в воду снова и снова, а потому и Павел помалкивал. Павел как раз перелезал через каменный горб, выходящий к самому берегу, когда брат в воде, пройдя по краю глубокой промоины, вышел на отмель: из глубины промоины, из тени берега, вдруг как подводная лодка, плавно и страшно, поднялся не налим, а налимище. На первый взгляд он показался Павлу больше брата. Павел замахал руками, силясь произнести хоть слово, но слова застряли в горле. Наконец кое-как выдавил страшным полушепотом:

— Сзади… Сзади…

Брат завертелся в воде, ничего не понимая, видимо подумал, что в воде появилось нечто страшное, вроде водяной змеи, легенды о которой упорно ходили в поселке.

— Налим!.. Налим!.. — захрипел Павел сдавленным голосом.

Брат, наконец, понял, но было поздно. Не спеша, солидно, налим проследовал прямо возле ног брата и ушел куда-то вниз по течению. Павел попытался проследить его взглядом, но взгляд вскоре заскользил по поверхности воды, не проникая в глубину. Брат обшарил все русло метров на двести ниже по течению, но налима не нашел, заколол только недомерка, сантиметров сорок длиной, и вылез на берег, стуча зубами, сказал, забирая у Павла вещи и рыбу:

— Ладно, привал. Я пойду вперед, во-он до той ивы, пока буду костер разводить, а ты по воде, — и он зашагал по берегу, повесив на плечо раздувшуюся от рыбы авоську.