Игра теней - [11]
Цезарь. Он погибнет. Ты сама его толкнула на это.
Клеопатра (подняла на него глаза). Я пережила твою смерть, Цезарь.
Возвращается Антоний.
(Поражена, Антонию.) Ты вернулся? Ты не сразился с Октавием?!
Антоний (без смущения). Я отдал все распоряжения, послал ему вызов на поединок — этой пощечины он не перенесет! — разослал гонцов и лазутчиков, велел заготовить провиант для войска. Я все предусмотрел, до последней мелочи. (Беспечно.) А пока все это будет делаться, мы проведем эту зиму беззаботно и весело, как никогда, мы поедем с тобой на Самос, там и в январе все цветет, я уже велел послать туда припасы, мы с тобой чудесно проведем эту зиму, а весной…
Цезарь (про себя). А за зиму Октавий соберет вдвое больше пехоты, втрое — конницы, вчетверо — боевых кораблей… (Об Антонии.) Он упустил главное — время. Он погиб.
Клеопатра (Антонию). Ты упустил самое главное — время! Ты дал Октавию передышку, чтобы он собрал вдвое больше твоего пехоты, втрое — конницы, вчетверо…
Антоний (как нечто само собой разумеющееся). Не мог же я так, сразу уехать от тебя, расстаться… ты не пережила бы этого!
Клеопатра (кричит). Но я не хочу пережить тебя! Я не хочу пережить всех вас! Хватит с меня и одного!.
Антоний (беспечно). Ты себе и представить не можешь, какая сейчас на Самосе стоит погода! Море не шелохнется, на небе ни облачка, в горах цветет дрок и маслины, а с плоскодонок сгружают на берег бурдюки с питьевой водой и развозят их по городу на осликах, ослики карабкаются по крутым улочкам, позвякивая бубенцами, а у лодок — синие, и красные, и желтые, и полосатые паруса… Я велел, кстати, пустить в садки жирных мурен и откормить белых голубок…
Клеопатра (усмехнулась). Ты забыл о мудрых змеях…
Антоний (не слыша ее). …а также отделать заново тамошний амфитеатр и ристалище, а артистов, кифаредов и мимов я выписал из Афин. Это будет замечательная зима, Клеопатра, вот увидишь!
Клеопатра (про себя). И — последняя…
Антоний. Почему — последняя? Если тебе там понравится, мы останемся и на весну и даже на все лето, стоит тебе только захотеть.
Клеопатра (без укора). Но ты ведь собирался весною начать войну с Римом?
Антоний (не видя в этом противоречия). Конечно. Но это навряд ли займет много времени. Ты меня подождешь на Самосе, разве что немножко поскучаешь одна. Я скоро вернусь.
Клеопатра. Ты неисправим, Антоний… хоть в этом ты постоянен.
Антоний. Ты ведь сама сказала, что веришь мне! Что я вернусь Цезарем!
Клеопатра. Если вернешься.
Антоний (с мукой). Но я ведь не могу так просто уехать от тебя, оставить одну… мне надо привыкнуть самому к этой мысли… вдохнуть в тебя терпение и мужество, а главное — веру, Клеопатра, веру! Октавий от меня не уйдет!. Бросить тебя одну, слабую женщину…
Клеопатра (устало). Так ты это — из-за меня…
Антоний. А из-за чего же еще?! Поверь, мне не терпится утереть нос этому фуррийскому выскочке, и, если бы я не беспокоился о тебе, я давно бы уже плыл в Италию! (С обидой.) Ты не рада тому, что мы будем вместе до самой весны?!
Клеопатра (с горечью). В конце концов, было бы еще ужаснее потерять тебя в разгар зимы… Самос, теплый, безоблачный январь тридцать первого года.
Антоний. Ну разве не прелесть этот благословенный остров, как я тебе и обещал?! К тому же до материка рукой подать, и мы с тобой будем наезжать время от времени в Афины, там меня обожают и даже сделали почетным гражданином, там прекрасные трагические актеры, я велел им разучить «Электру» и «Эдипа», они ведь играют на чистом греческом языке, а не на той смеси варварского с грубой латынью, что наши знаменитости в Риме. Этот остров будет оглашаться с утра и до вечера пением флейт и кифар…
Клеопатра (прижимаясь к нему). И пусть хоть вся вселенная в это время гудит от стонов и рыданий!.
Антоний. …театры будут ломиться от публики, хоры будут усердно оспаривать друг у друга лавры…
Клеопатра (неожиданно). Я не отпущу тебя и весной! Пропади пропадом Рим, Октавий, весь мир… что нам до них?! Ты же сам говорил — кроме меня, у тебя ничего нет, ничего тебе не надо! Никуда я тебя не отпущу!
Пение флейт и кифар.
Антоний (вдруг — с спокойной и мужественной печалью). Нет, Клеопатра… уже поздно. Я уже бросил вызов. Не Риму, нет — судьбе. Я уже не могу отступить. (Улыбнулся ей.) И ты бы мне тоже этого не простила.
Клеопатра. Мне нечего прощать тебе. И я хочу тебя живого, живого!
Антоний (без укора). Чтобы при мне, живом, помнить его — мертвого?.
Клеопатра. Я забуду его! Я уже забыла.
Антоний (спокойно). Жаль.
Клеопатра. Я не понимаю тебя, Антоний!
Антоний. Если ты забыла его… значит меня ты забудешь еще скорее…
Клеопатра. Я не отпущу тебя!
Антоний (усмехнулся). Но ведь я теперь — Цезарь, никто не смеет перечить мне. Надо мной — только мой рок. (И вдруг вновь становясь прежним — фантазером, бахвалом, рабом собственного жизнелюбия.) Но мы с тобой еще можем спастись! Мне снился сон, в нем мы оба были живы и счастливы где-то на неведомом солнечном острове — нет, не здесь, не на Самосе, — где-то далеко, за краем моря, по ту сторону… На что нам, действительно, Рим, Египет, царства… Я оставлю Египет, Кипр, Африку и Келесирию Цезариону — он сын Цезаря, Октавий не посмеет его и пальцем тронуть, а нашим с тобой сыновьям, Птолемею и Александру…
Пьеса Ю. Эдлиса «Прощальные гастроли» о судьбе актрис, в чем-то схожая с их собственной, оказалась близка во многих ипостасях. Они совпадают с героинями, достойно проживающими несправедливость творческой жизни. Персонажи Ю. Эдлиса наивны, трогательны, порой смешны, их погруженность в мир театра — закулисье, быт, творчество, их разговоры о том, что состоялось и чего уже никогда не будет, вызывают улыбку с привкусом сострадания.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.
Сюжет пьесы основан на реальных событиях. На одном из заводов, в целях повышения производительности труда, была отключена система безопасности. В результате пресс раздавил одного из рабочих. Его молодая вдова — главный герой этой истории. Пытаясь добиться справедливости, она начинает борьбу против системы.«…Это пьеса с активной гражданской позицией, поэтому очень важен вопрос — с кем ее ставить — резонирует ли она с труппой. В нашем случае ответ — да. Чем больше мы работаем над ней со студентами, тем больше она всем нравится.В пьесе чувствуется влияние Брехта — на мой взгляд, ключевой фигуры театра 20-го века, гораздо в большей степени повлиявшей на современный театр, чем мы привыкли признавать.
Три вдовушки собираются раз в месяц, чтобы попить чайку и посплетничать, после чего отправляются подстригать плющ на мужних могилах.Едва зритель попривыкнет к ситуации, в ход пускается тяжелая артиллерия — выясняется, что вдовы не прочь повеселиться и даже завести роман. Так, предприимчивая Люсиль хочет устроить личную жизнь прямо на кладбище, для чего знакомится с седовласым вдовцом, пришедшим навестить соседнюю могилу.Через три часа все кончится, как надо: подруги поссорятся и помирятся, сходят на свадьбу некой Сельмы, муж которой носит фамилию Бонфиглисрано.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Забавная история немолодого интеллектуала, который выбрал несколько странный объект для супружеской измены. Пьеса сатирична, однако ее отличает не столько символизм черного юмора, сколько правдоподобие.
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.