Игра слов. Практика и идеология художественного перевода - [16]

В-третьих, следите за тем, как меняется язык в пространстве (не только физическом, но и, например, социальном) и во времени. Пишущий человек живет в своем языке, как чуткая и любопытная рыба – в воде. Он должен чувствовать наличие в ней разнообразных солей и других примесей, определять их и сравнивать. Очень интересно бывает также заглянуть в какую-нибудь подернутую ряской заводь и принюхаться, чем там пахнет, прокатиться немного на подвернувшемся теплом течении, нырнуть под застрявшую на дне корягу… Изменения в языке (например, вошедшие в моду словечки или обороты, проникающие к нам из других языков) лучше отмечать по возможности бесстрастно: как бы ни раздражали нас порой эти новшества, надо понимать, что с некоторыми из них нам и нашим детям придется жить.

В-четвертых, нужно читать как можно больше хороших книг, написанных по-русски, особенно классики – ее очень полезно и время от времени перечитывать. Почему это так важно, я объясню в следующей главе, посвященной литературной традиции, а здесь давайте еще обсудим, в чем состоит специфика нашего отношения к языку сравнительно с отношением к нему “настоящих” писателей.

Цель писателя – найти в языке средство самовыражения. Писать, как и переводить, начинают, повинуясь неодолимому желанию, – но в первом случае это желание рассказать о чем-то своем, да так, как никто еще не рассказывал. Начинающие писатели часто подражают своим кумирам из числа уже состоявшихся, и это совершенно нормально, однако у лучших из них даже в первых сочинениях пробивается свой неповторимый голос, и в дальнейшем они стремятся только укрепить и развить эту непохожесть на других – говоря коротко, выработать (или отыскать) свой стиль. Потом этот стиль может еще немного меняться, но по-настоящему сформировавшегося писателя уже ни с кем не спутаешь.

Нам, переводчикам, всю жизнь поющим арии и куплеты с чужого голоса, пестовать свою оригинальность не положено. Свой голос мы должны искать только ради того, чтобы уметь его заглушить. Правда, у любого из нас все равно есть свои языковые пристрастия, избавиться от которых полностью невозможно (хотя, может быть, оно и к лучшему – об этом еще будет речь ниже). Искушенный читатель способен даже узнать переводчика по его переводу, но это примерно так же трудно, как угадать фамилию контрабасиста по записи выступления джазовой группы. Тут может возникнуть такой вопрос: а зачем переводчику быть универсальным? Не лучше ли найти в огромном, бесконечно богатом мире иноязычной литературы самого близкого и понятного тебе автора – так сказать, родственную душу – и переводить только его книги, говорить только его голосом, который по счастливому совпадению оказался и твоим? Разве тогда твои языковые привычки не превратятся из обузы в преимущество, да и вообще, не самая ли это выигрышная стратегия для переводчика?

Думаю, что нет. Конечно, вы можете выбрать и такой путь, но, на мой взгляд, переводчику в своей профессиональной деятельности вредно ограничиваться не только одним автором, но даже одним жанром. Более развернутый ответ на этот вопрос я попробую дать в главе “Универсальность”, а сейчас поговорим о литературной традиции, в русле которой действуют и писатели, и переводчики, и о том, какое значение она имеет для последних.

Традиция

Язык без полноценной литературы похож на дремучий лес, где очень трудно найти дорогу. И первые тропинки, которые позже превращаются в широкие ухоженные аллеи, в нем протаптывают писатели. У нас уже был повод заметить, как бедна устная речь по сравнению с письменной. Только последняя дает возможность выразить сложные мысли и чувства. Хорошим писателям – в первую очередь тем, кого называют классиками, – удается сделать это еще и красиво, а мы потом берем с них пример. Не зря ведь даже в обычных разговорах мы нередко употребляем фразы и выражения из знаменитых книг, хотя не всегда помним, откуда они взялись.

В формальном отношении язык – всего лишь набор слов, сочетающихся друг с другом по определенным правилам. Поначалу каждое слово означает что-то более или менее конкретное, но потом к его прямому смыслу добавляется переносный (да еще зачастую и не один), оно обрастает оттенками, коннотациями, ассоциациями… Все это происходит во многом из-за того, что его по-разному употребляют писатели, и чем они талантливее, тем дольше живут произошедшие со словом изменения. То же самое можно сказать и о сочетаниях слов. По формальным грамматическим правилам на любом языке можно составить бесконечное количество осмысленных фраз, но многие из них кажутся нам неловкими, “корявыми”, а то и вовсе нелепыми именно потому, что благодаря писателям мы уже знаем, “как надо” описывать то или иное явление и выражать то или иное чувство. Подстрочные переводы трудно читать не только потому, что они искажают смысл оригинала, но и потому, что в них употребляются неподходящие слова в странных сочетаниях. С формальной точки зрения нельзя объяснить, почему человек может обронить замечание, но не может его уронить, отчего душа у нас уходит в пятки, а не в ступни и не в кончики пальцев на ногах, и по какой причине сердце хочет иногда выпрыгнуть или выскочить из груди, но никогда не пытается оттуда вылететь или вырваться. Но мы знаем, “как правильно”, потому что много раз читали подобные описания в книгах.