Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [142]
Изучая творчество Бена Джонсона, Майкла Дрейтона, Джона Донна, Джона Дэвиса и других английских поэтов шекспировской эпохи, я неоднократно встречал в их произведениях имя некоего Томаса Кориэта. В основном это были хвалебные стихотворения, написанные поэтами специально для выпущенной этим Кориэтом в 1611 году книги о своём пешем путешествии по Европе. Как сообщали комментаторы, для книги Кориэта поступило так много поэтических панегириков, что часть из них пришлось поместить в другом издании.
Названия этой и последовавшей за ней книг Кориэта показались мне весьма странными для трудов о путешествиях: «Coryat's Crudities» («Кориэтовы Нелепости») и «Coryat's Crambe»[125] («Кориэтова Капуста», но также и «Кориэтова игра в слова»). Странную смесь из безмерных восхвалений, многозначительных и не всегда поддающихся расшифровке намёков и грубо-гротескного высмеивания представляют собой и сами обращённые к Кориэту панегирики. А ведь смысл публикации панегирических обращений к авторам заключался именно в том, чтобы воздать им хвалу, рекомендовать их произведения читателям. Очень трудно представить, чтобы какой-то автор, рассказывающий от своего имени о путешествии за границу, мог дать собственным трудам такие издевательские названия и поместить в них такие материалы, как джонсоновские «комментарии» к рисункам на титульном листе «Нелепостей», развязно высмеивающие якобы незадачливого путешественника. Однако эти двустишия Джонсон почему-то назвал «ключом, которым можно открыть тайну Кориэтовой книги».
Джон Донн, говоря о Кориэте и его книге, прибегает к таким эпитетам, как «величайший», «неизмеримый», «превосходящий и удивляющий весь мир», «Гигант Ума» и даже «Великий Лунатик»! Донн отмечает глубину Кориэтовой мысли, его учёность, точность его описаний, которые могут служить образцом для любого писателя. Творение Кориэта не уступает лучшим созданиям Античности, ему суждено великое будущее! Но критикам грядущих времён будет нелегко постигнуть его смысл, ибо, по словам Донна:
Непохоже, чтобы Донн просто иронизировал: в книге совершенно не известного тогда писателя о его первом и заурядном по маршруту путешествии на континент есть что-то очень значительное даже для такого поэта философского склада, как Джон Донн. Но что именно? От ответа на этот вопрос Донн демонстративно уходит, прикрываясь двумя макароническими (склеенными из разноязычных слов) двустишиями.
Майкл Дрейтон идёт ещё дальше; от имени всех поэтов он обращается к «дорогому Тому»:
Все эти многозначительные намёки, а также участие в книге беспрецедентного числа других поэтов, в том числе Томаса Кэмпиона, Генри Гудиа, Хью Холланда, Джона Дэвиса, Кристофера Брука, Джона Харрингтона, требовали тщательного изучения всего о Томасе Кориэте и его сочинениях.
Однако, приступив к изучению необыкновенного явления, которое называется «Томас Кориэт», я довольно скоро обнаружил, что оно сравнительно мало исследовано и удовлетворительно не объяснено. Его «Нелепости» за прошедшие без малого четыре века были переизданы в Англии лишь два раза, без комментариев, а первая и единственная монографическая работа о нём — книга англичанина Майкла Стрэчена>{89} — появилась уже в наше время, в 1962 году. На русском языке о Кориэте никогда не писали.
Первые сведения о Кориэте в XVII столетии сообщил Томас Фуллер в своём сочинении о достопримечательностях Англии (1662 г.)>{90}. Фуллер писал, что Кориэт был чем-то вроде шута и посмешища для окружения наследного принца Генри, причём обладал уродливой формой головы («перевёрнутая сахарная голова») и «сама его физиономия носила отпечаток глупости, которую снисходительные люди называли весёлостью». Ещё через двести лет, в 1887 году, в британском Национальном биографическом словаре была напечатана обстоятельная статья А. Джессопа>>{91}, содержавшая, однако, ряд неточностей и трактующая всё рассказываемое о Кориэте от его имени в «Нелепостях» и «Капусте» наравне с исторически достоверным биографическим материалом. Наш современник Майкл Стрэчен тоже не полностью свободен от этого недостатка, хотя он располагал несравненно большим сводом фактов и не мог не заметить более чем сомнительную достоверность многих рассказов Кориэта о самом себе, к тому же, постоянно подчёркиваемую целым поэтическим хором, вовсю потешающимся над злополучным автором на страницах его собственной книги.
И Джессоп, и Стрэчен не могут преодолеть непостижимое противоречие между тем, что они сообщают о его унизительном положении нищего шута-придурка, служившего посмешищем, безответной мишенью для придворных остроумцев и их литературных друзей, и обширной и глубокой эрудицией, демонстрируемой его книгой во многих областях: политике, истории, географии, архитектуре, классической филологии (особенно латынь), и незаурядным литературным талантом. При этом шутки над ним (как видно из некоторых «панегириков») носили далеко не безобидный характер. Так, во время представления при дворе одной из джонсоновских масок его под хохот зрителей извлекли совершенно мокрого и съёжившегося из какого-то сундука и обливали его, похоже, не только водой…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта брошюра является приложением к книге «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса» и содержит рассказ о полемике, развернувшейся после выхода в свет первого и второго изданий книги.Мировая дискуссия о знаменитом «шекспировском вопросе» наконец пришла и в Россию, обретя при этом некоторые специфические, вызванные многолетним запретом черты.Издание второе, дополненное.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.