Игорь Всеславьевич и Злокачественная опухоль - [3]

Ёны рыгают стервенело: вау! ваучер!

На ой-ли-гарха, червя березоваго?

О да, на отчий дом — наше «отечество»:

И лужи, и мосты над ними, крыши,

Лукойлы, чесноки, газоновые перцы…

Смотри же, брат, приправа острая готова!

Где ж тут жаркое? Ну-ка…

Тьфу! Без брынцания «ферейна» будемте здоровы!

А тут они ведь чокаются дружно,

Во третий раз за ворот заливают.

И говорит Иванище Путеевич:

— Ты покумекай, Игорь свет Всеславьевич,

Какó ёны мечтат хлебать валютно сено

Во том пентазагонистом хлеву,

Когда работать самы не приучены.

Зато скакать друг перед дружкой петушками,

Зато вон-там-паксами затыкать соби же пасти,

Затема пенсии памперсональные соби выписывать

Да наряжаться в те медали, в те ли ордена,

Как политутки во колготки и в ажурны лифчики.

А нам-то подсуют игрушку деньгесосную,

Что ни реформа — враз включат свою фигушечку:

Укладывать пятьсот деньков в шестьсот секундочек,

Со свистом выгребать из наших кошельков копеечки.

Ажно тогды поются песни про обустройство да,

А как бы им устроить-то Ивашку-алкаша?

Ведь он, дурак, проспал-таки Жар-птицу ё!

А как бы им устроить жизнь Емелюшки?

Ведь он, лентяй, съел щуку златчешуйчату,

Он щуку златоперую со голоду поел!

Ни косточек, ни чешуи он не оставил, даже — головы!

А й что же нам, ведь голубой крови, поделать с етой чернедью?!

Как тут Иванище Путеевич он хлопнул

Пустой стаканец о бетонный пол,

Да после доставал ещё граненый,

Да наливал себе и другу по одной.

В сердцах возговорит Иванище Путеевич:

— Ех! Потому-ка не держу я телевизор,

А й нет мени ни дачи, ни машины,

И нет того добра, чем каждый рад.

А я в груди храню Русь умирающу!

Вот тут и выпили они остаточек.

Как раздавили славный пузырек,

Так говорит нунь Игорь сын Всеславьевич:

— Да пóлно хоронить тебе живых,

Да полно убиваться над отчизною!

Пойдем-ка лучше погулям по Аляксандрову.

Пойдем, дружище! На фига посуду бить?

4

Как по тому прошпекту Ленина — Ульянова

Не ехал носовой платок — катилась «марочка»,

Марочка заморско-иностранная.

Во стальной кобылке, металлической

Сидят де катятся новёхонькие русские.

А за рулём-ка да Велесий Тихомирович,

По праву руку от него Усоньша да Федотовна,

По леву ручку от него да за окошечком,

По тротуарчику да по асфальтному

Идут-ка двое доблестных взалкавшиих,

Идут шатаются два пьяненьких богатыря.

Спроговорит Велесий Тихомирович:

— А что там ташшитсе за Финиш Ясный?

А что там ташшитсе да светлый Алконавт?

Знакомы лица мне, да не могу узнать.

Ёны летят под мухой, птицы русские,

Летят ёны быстрее черепах.

Руля не зрят, одним автопилотом

Виляют смело и направо, и налево.

Проговорит Усоньша да Федотовна:

— Како тот да Финиш — Игорек Всеславич!

А како тот да Алконавт — Иван Путеевич!

Возрадуется нунь Велесий Тихомирович:

— Так вона что! Пожалуй — скыть, мы остановимся.

А й поприветствуем да старыих товарищей!

Он тормозил же тачку-то ненашенску,

Здоровкался со братиками хмелыми.

А кланялися брателки Велесию,

А й кланялися брателки Усоньше-то.

Велесий Тихомирович он неуступчив был,

Он приглашал к себе оных во гости званые,

Он зазывал ещё оных на пир халявныий.

А й соглашалися те птахи, те дружбанчики,

Садилися во иностранную машину-марочку

А и катилися по городу по Аляксандрову.

Вот приезжали-то они к хороминам невиданным

И подходили к той же дверке засигнализованной.

Отщелкивал Велесий Тихомирович замочки засекретные,

Да заходила в дорогой, богатый дом компания.

А тама на стенáх-полáх ковры персидские,

А тама видаки, компьютер, телевизоры,

Хрустальны люстры под распúсанными сводами,

Креслá кожáные и мебель красна дерева.

А выставляли де хозяева на стол покушати,

На скатерть с бахромами всё яства шикарные.

Велесий Тихомирович себе — коньяк пять звездочек,

Усоньше да Федотовне — французское вино,

Богатырям же — экспортную водочку «Смирнофф».

Ну а закусочка была-от всё отменная:

И балычок, и колбаса, и красная икорка,

Ну там салаты, соки-фрукты южные.

И всё, и сразу — красота и объедение.

Вот пировали-то они, вот веселилися…

Ажно спроговорит Велесий Тихомирович:

— Да ай же ты, удалый Игорь сын Всеславьевич!

Ещё — скыть множество на свете нунь богатырей,

Однако же немногие вернулися со битв кровавыих.

Как был во нашей-то слободушке дородней молодец,

Дородней богатырь Егорушка он Храбрыий.

А как поихал он-то за свинцовой чечевицею

На тот ли севернуй Кавказец ой мятежныий,

Со той поры поют о нем все славу безутешную.

Ещё наслыханы — отчалил ты от бережков колючиих,

Да не слыхали мы о дюже ратных подвигах.

А будь любезен, расскажи честной компании

Какие же победы отмечать, какие поражения?

Упьянсливой братишка Игорь сын Всеславьевич

Он с Хмелем-то ишшо пока сражается,

Он буйну голову ишшо пока удерживат,

Он как тут начал хвастати-бахвалиться:

— А я гуляючи под носом у того ли князя да,

У князя-колобка того-то Юрия Кепчонкова

Я промышлял вором-предпринимателем,

Сводил-ка тых купцов и жадных, и богатыих,

Всё продавцов сводил, все покупателей,

Взимал да с них наличку — черну пошлину.

Уж я как строил будто фараон египетской

Хитрющие шкатулки-пирамидочки.

Писал-то липовые грамотки да ерлычки

Финансовым баронам, коммерсантам-брокерам.

Со иностранцев-лохов доллары пощипывал,

А й со подельничками пас златых бурёнушек,

Да с инкассаторами я играл в опасны пряточки.