Иерусалимские дневники - [23]

Шрифт
Интервал

надеялись на элементарную благодарность? Вот, наберем воздуху, посмотрим в их глаза, и закричим :… ‹ Наши дети идут поголовно в армию, гибнут в

самых горячих точках, мы по многу лет жили в асбестовых караванчиках, теряли свое время в ночных патрулях, рисковали жизнью на дорогах…, мы решили

проблему молодежи, мы создали цветущий сад в пустынях южного Хевронского нагорья и в Иорданской долине …мы защищали…. мы…› – вот тода ИМ

станет стыдно, вот тогда весь народ поймёт… Но на всё это у товарища прокурора есть один ответ ( я цитирую из « ГУЛАГа» ( помнишь, там избитый

подследственный кричит что -то вроде : «Но я же расстрелял Колчака, я брал Перекоп, я воевал…».) – « ну,за это мы вас не судим› ( скажи спасибо,

сволочь!)… а уж о благодарности – ну ты, брат, совсем умом тронулся.»

Я на Хануку сижу дома – Авиталь и девочки уехали в Эйлат, а я остался с бабушкой и лошадью. Элишева живет в общежитии – я рад, что ей на

праздники не придется сюда часто ездить, ведь наши коллеги по мирному процессу обычно тщательно отмечают наши праздники, т.б что ‹огонь› в Хануку -

это просто -таки очень к месту… вот и стреляют… Но главной причиной моего сидения стала заболевшая лошадь. У неё к-то опухоль на железе ( на горле,

справа под челюстью), размером с небольшое яблоко – не то абцесс, не то, не дай Бог, что нибудь раковое ( это часто бывает у лошадей в ее возрасте – ей

уже за 20 ). Сердце просто разрывается, глядя как ее лихорадит ( дня 4 – темп. под 40 ), как она еле стоит, с трудом поднимается после лежки, трется о тебя

трясушимися губами,..слезы в глазах.. ищет помощи.., пезропотно дает скбя осматривать и колоть ( я ее колю каждые 6 часов жаропонижающими, на ночь

накрываю попоной из 2 армейских одеял )… Вокруг полно ветиринаров, многие из них дают бесплатно советы по телефону, сожалея, что я не врач и не могу

детально описать все симптомы…- но ни один их них не согласен приехать, как же, ведь вы в ТАКОМ МЕСТЕ… Никакие аргументы, что в ТАКОМ МЕСТЕ

живет 250 000 чел, чья кровь такого же цвета, не помогают… Да что тут лошадь : у нас в Кдумим есть отделы 3 -х больничных касс – так вот ‹Клалит›

пока еще беспрепятственно обслуживается, а вот в ‹Леумит› – часть ‹приходящих› специалистов из ‹малого Израиля› уже приезжать отказываются…

взглянуть с этической стороны на ‹преимущество› поездки к ним (по той же дороге) – ‹в город у теплого моря› женщин с младенцами или больных

стариков они, видимо, не в состоянии… Ну да, я совсем забыл, что Клятва Гиппократа – это тяжелое наследие языческой Греции… а ‹не стой у крови брата

своего›- это из какой -то там книги еврейских мракобесов… Это я и к вопросу об оставлении раненных на поле боя, о к-ром недавно столько гроврили…

болезнь -то, видимо, приобретает характер не просто эпидемии, а пандемии…

Доходит до анекдотов. Вот любопытный пример ‹мифологического мышления› или ‹мифологического восприятия реальности›, когда сама реальность

отходит на десятый план перед ПРЕДСТАВЛЕНИЕМ О НЕЙ. Я разыскал ветеринара в Ариэле – городе,претендующем на звание ‹столицы Шомрона› -

очень милый человек, сам мне перезванивал несколько раз, уточняя по справочникам дозировку лекарств, к-рые можно купить у нас в ‹человеческой›

аптеке и пересчитать на лошадиные потребности. Приехать – ну, конечно, это невозможно, опасно…. Привожу почти дословно наш телефонный разговор,

точнее часть моего собеседника, можешь смеяться или плакать, по желанию : ‹А, вот, кстати, буду сегодня на приеме в пункте в Гиннот Шомрон ( 10 мин.

от Кдумима ) можешь найти меня и купить специальный ветеринарный Прокаин-пеницилин…. нет.. в Кдумим не могу – опасно…. как езжу в Гиннот – ну – из

Ариэля на перекресток Калькилии, оттуда по объездной дороге – на Гиннот….ну а уж дальше – ни в какую, ведь я слышал, что и многие жители Гиннота

дальше своего поселка не ездят… ведь к вам надо проезжать 2 араб.деревни…, ты говоришь, что они намного безопаснее, чем моя дорога вдоль

Калькилии… ну да, я слышал, что из Калькилии стреляют… но ведь она ближе к Израилю… а вы – к Шхему… … не может быть… и проверять не хочу…… а…

ты едешь в эти деревни вечером в ветеринарную арабскую аптеку по дороге ко мне.?… Будешь там, позвони мне по сотовику – я обьясню тебе, что там

стоит поискать, и если нужно, поговорю с арабом -фармацевтом… он знает английский.?… нет нет приехать в Кдумим – это исключено….› В результате, я,

впервые с начала последней интифады, нарушил свои принципы, поехал вечером, уже в темноте, с приятелем из Кдумима, тоже ‹лошадником›, до Гиннота

не доехали – в Эль- Фундук у араба в совершенно пустой, что было нам существенно на руку, без людей, аптеке ( половина деревень в округе закрыты на

ночь, евреи тоже перестали к нему ездить ) оказалось все необходимое ( и значительно дешевле ), плюс к этому он дал телефон своего родственника -

ветеринара, работающего в арафатовской Калькилии, к-рый может, если надо, сделать операцию на абцессе.- ‹только его надо пересадить в твою машину

не в деревне, чтобы наши арабы не видели, и провезти в Кдумим., чтобы ваши евреи не видели›… и увезти назад… и вне деревни – снова пересадить в


Рекомендуем почитать
Памяти Н. Ф. Анненского

Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г.


Князь Андрей Волконский. Партитура жизни

Князь Андрей Волконский – уникальный музыкант-философ, композитор, знаток и исполнитель старинной музыки, основоположник советского музыкального авангарда, создатель ансамбля старинной музыки «Мадригал». В доперестроечной Москве существовал его культ, и для профессионалов он был невидимый Бог. У него была бурная и насыщенная жизнь. Он эмигрировал из России в 1968 году, после вторжения советских войск в Чехословакию, и возвращаться никогда не хотел.Эта книга была записана в последние месяцы жизни князя Андрея в его доме в Экс-ан-Провансе на юге Франции.


Королева Виктория

Королева огромной империи, сравнимой лишь с античным Римом, бабушка всей Европы, правительница, при которой произошла индустриальная революция, была чувственной женщиной, любившей красивых мужчин, военных в форме, шотландцев в килтах и индийцев в тюрбанах. Лучшая плясунья королевства, она обожала балы, которые заканчивались лишь с рассветом, разбавляла чай виски и учила итальянский язык на уроках бельканто Высокородным лордам она предпочитала своих слуг, простых и добрых. Народ звал ее «королевой-республиканкой» Полюбив цветы и яркие краски Средиземноморья, она ввела в моду отдых на Лазурном Берегу.


Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Эта книга о человеке, который оказался сильнее обстоятельств. Ни публичная ссора с президентом Путиным, ни последовавшие репрессии – массовые аресты сотрудников его компании, отъем бизнеса, сперва восьмилетний, а потом и 14-летний срок, – ничто не сломило Михаила Ходорковского. Хотел он этого или нет, но для многих в стране и в мире экс-глава ЮКОСа стал символом стойкости и мужества.Что за человек Ходорковский? Как изменила его тюрьма? Как ему удается не делать вещей, за которые потом будет стыдно смотреть в глаза детям? Автор книги, журналистка, несколько лет занимающаяся «делом ЮКОСа», а также освещавшая ход судебного процесса по делу Ходорковского, предлагает ответы, основанные на эксклюзивном фактическом материале.Для широкого круга читателей.Сведения, изложенные в книге, могут быть художественной реконструкцией или мнением автора.


Дракон с гарниром, двоечник-отличник и другие истории про маменькиного сынка

Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.


Иван Васильевич Бабушкин

Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.