Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [78]

Мой сосед, который стал мне другом, чуть не родственником, рассказывал, что отец его жил затворником, ибо долго не мог избавиться от страха репрессий. Затворником жил и Давид. И только в восьмом классе, когда влюбился в Софико, девочку из соседней деревни, ему показалось тесным замкнутое пространство дома со старыми книгами. Легконогую Софико он воображал балериной из сказки Андерсена, которая полюбила одноногого оловянного солдатика. Смотрел на неё украдкой, ибо боялся показаться смешным. В выпускном классе застенчивая Софико с толстой косой и ямочками на щеках сама подошла к нему и заглянула в глаза. Получив аттестат зрелости, они поженились. Давид, унаследовавший от отца не только интерес к справедливому устройству общества, но и любовь к растущим чуть ли ни на голых камнях соснам, стал лесником – выращивал в окрестностях своего горного селения особую неприхотливую, устойчивую к погодным условиям породу деревьев. Софико работала в школе с первоклассниками. Десять лет их жизни прошли как один чудесный день. Но не было детей. Отец настоял на разводе: Давид был единственным сыном – продолжателем рода.

Сегодня Девятое ава – трагический день еврейской истории, когда был разрушен Первый и Второй Храм. Девятого ава папа Урбан II объявил Крестовый поход, в результате которого «воины Иисуса» убили множество евреев. Девятого ава евреи были изгнаны из Англии и Франции, и на это же число приходится обвинение в организации эпидемии чумы, «чёрной смерти», и затем расправа – погромы и убийства иудеев. Много напастей случилось именно в этот день. Сегодня пост, но я не пощусь по причине старости и болезни.

Давид рассказывает о Софико как песню поёт. Любовь заполняла его целиком; хочу и не могу представить себя на его месте, то есть счастливым. Ничего подобного у меня с женой не было; она не баловала меня вниманием. Я искал объяснения того, что случается с человеком и со мной, в частности, в книгах. Не нашёл, каждый случай неповторим… С тоской оглядываю ряды своих книг, кому достанутся они, где найдут приют после моего скорого ухода? Или их просто выбросят, как мусор, за ненадобностью. Книги означают вехи моей жизни, в них надеялся найти ответ на события в истории и в жизни отдельного человека. Казалось, со временем постигну, что от чего происходит, придёт понимание умудрённого годами старца. Однако с возрастом приходит немощь и потеря памяти.

Книги подобны людям, встретившимся нам в жизни. Пушкин, умирая, сказал, обращаясь к своим книгам: «Прощайте, друзья мои». Вот и мой любимый композитор Густав Маллер говорил: «Книги – мои единственные друзья, которые всюду со мной. И какие друзья! Они становятся для меня всё ближе и всё больше приносят мне утешение, мои подлинные братья и отцы, и возлюбленные».[179]

Желание отправить книги сыну или внуку – на уровне мечты: сыну они ни к чему, а внук на русском языке не читает, всего лишь разговаривает. Вот я и стараюсь успеть рассказать ему самое главное – о мудрости, которая остаётся в веках. Например, о том, что у рабби Иоханана бен Заккая, учение которого сохранило евреев в рассеянии, было пять учеников и в каждом он находил свои достоинства. Рабби отдавал предпочтение Элиазару бен Араху, которого сравнивал с сильно бьющим родником, ибо изобретательный мальчик-интерпретатор давал новые толкования. Именно в этом смысле Иерусалимский Талмуд считается интересней Вавилонского, так как он учит не только сохранять, но и развивать наше Учение.

Этими рассказами хочу воспитать у внука самостоятельное творческое мышление. Подобно своему отцу – моему сыну – он нетерпим, раздражителен, и ему надоели мои повествования. Но я не теряю надежды, может быть, хоть что-нибудь западёт ему в душу. Мать внука – христианка, он однажды прислал мне по интернету свою фотографию вместе с матерью, на шее которой висел не просто крест, а довольно увесистое распятие. Как бы то ни было, по мне, хороший христианин лучше плохого иудея: человек может служить Богу, будучи честным и справедливым, независимо от вероисповедания.

Я внушаю Арику:

– Для того чтобы выбрать ту или иную веру, нужно знать, из чего выбираешь.

– Почему в мире больше христиан, чем евреев? – спросил Арик.

– На то много причин…

– А чем отличается иудей от христианина? – задаёт следующий вопрос мой мальчик.

– Главное отличие в том, что в иудаизме человек поднимается к Всевышнему, а в христианстве Бога в образе Иисуса спускают на землю. Для познания Всесильного евреев требуется усилие души, ума и воли. А в христианстве с конкретным материализованным Богом проще – его можно наделить сходством с собой; не случайно Иисус на грузинских иконах похож на грузина, у прибалтийских народов блондин с голубыми глазами, что называется, свой парень.

Арик молчит, и я продолжаю:

– Иудаизм ориентирует сознание на свободный поиск истины, творческую самореализацию – каждый человек уникален, у каждого свой непосредственный диалог с Всеблагим. И признаётся право на спасение всех народов. А торжество справедливости предполагается не в потустороннем мире, а здесь – на земле. В христианстве между человеком и Творцом – Иисус, которому нужно подражать. При этом выбора нет: согласно главному зачинателю христианства Павлу, не уверовавшие в Христа обречены на вечные муки. Но Иисус всего лишь человек, не лишённый недостатков.