Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [62]

И снова, теперь уже во всеоружии, отправился к профессору Шапиро, но он к тому времени ушёл на пенсию, да и штаты были укомплектованы. В результате хождений в поисках работы узнал, что в ирии – иерусалимском муниципалитете, появилась вакансия педиатра для наблюдения за детьми с момента рождения. Я и полетел на крыльях надежды – кого же брать, если не меня. Там запросили соответствующие документы для прохождения конкурса. Тут же их отослал и спустя несколько дней получил ответ, что все мои дипломы соответствуют требованиям. Затем пришло извещение за номером двадцать один, где была указана дата, время и место прохождения конкурса. «Есть упоение в бою!» Я с нетерпением ждал состязания, где буду двадцать первым. Чего-чего, а опыта работы с детьми от новорождённых и далее у меня предостаточно. И вот – долгожданный день состязаний! Ровно в 9:40, как назначено, сижу у указанного кабинета. А где же остальные претенденты? Вышла служащая, удостоверилась, что я пришёл по вызову, и пригласила войти. За большим столом сидят семь или восемь человек, называют фамилию, спрашивают, я ли это. Отвечаю: «Нет, я доктор Гитер, явился по вашему вызову». Тишина, что-то вроде немой сцены, затем замешательство, недоумение. Тот, что сидел за председательским столом, сориентировался – ну, мол, всё в порядке, присаживайтесь. И посыпались вопросы от каждого члена комиссии. Я ответил на все, собственно, и были-то они в основном организационного характера. А так надеялся продемонстрировать свои знания педиатрии. И последний совсем уж нелепый вопрос – справлюсь ли с работой. Странно, перед ними мои документы, свидетельствующие о квалификации, и ответил на все вопросы. Я подтвердил своё полное соответствие предлагаемой должности. В итоге поблагодарили, сказали, что решение комиссии получу по почте. Спустя две недели получил сообщение – меня не взяли. Затем узнал, что конкурс – всего лишь формальное мероприятие, за которым ничего не стоит, было известно заранее, кого возьмут. И действительно, на это место взяли врача, даже не педиатра. Через месяц его уволили по причине профнепригодности.

Ну что ж, люди как люди, может быть, не могли отказать сыну высокого начальника? Подобная ситуация не вызвала сомнений в том, что следовало сменить заслуженное, престижное положение в России на положение безработного люмпена в Израиле. Помогло министерство абсорбции: на основании моих публикаций там сочли, что могу заниматься наукой, будучи на «стипендии Шапиро». Мне позвонил профессор Орной, известный учёный в области врождённой патологии, сказал, что ознакомился с моей трудовой биографией, и пригласил работать в научную лабораторию университета. Я был счастлив! Доброжелательный коллектив докторов и соискателей; мы изучали влияние различных медицинских препаратов на развитие эмбрионов крыс. Я участвовал в исследованиях мирового уровня! Даже прочитал коллегам две лекции о проблемах генетики. Однако профессор притушил мой пыл, сказал, что перспективы остаться нет: даже для выпускников университета, его докторантов, нет вакантных мест. При этом добавил, что будет стараться пробить для меня ставку. Я услышал то, что хотел, – мне удастся остаться и заниматься творческой работой. При этом не слышал наставлений жены и знакомых коллег: не лучше ли пройти специализацию по детской неврологии и получить постоянное место и уверенность в завтрашнем дне? Но… тогда бы мне пришлось работать в рамках принятых лекарств. Нет, я не мог отказаться от исследований, о которых мечтал всю жизнь. Спустя полтора года оказался безработным.

Наверное, дочка права, когда говорит, что я прожектёр, придумываю свой мир, мечту найти место, где можно делать великие открытия, выдаю за действительность.

– И не доказывай свою правоту! Не стой на своём! – раздражается она моим молчанием на её обвинения. – Оставь, наконец, свой особый подход к больным! Ну да, конечно, больного любить надо! Кого ты вылечил своей любовью?!

– Я не всесилен, – оправдываюсь я. – Тем не менее у меня дети не умирали, кроме одного, его привезли, когда он уже не дышал.

– Ты фантазёр! – не унимается Наташа. – Ищешь причину всех хворей, считаешь, что несколько лекарств можно заменить одним. И каким же?!

– Ну да, хочу найти панацею, что-то вроде философского камня, – то ли себе, то ли дочке говорю я.

– А твои многолетние поиски генетических отклонений! Кому можно вступать в брак, а кому противопоказано по причине будущих дефективных детей. Придут к тебе два наконец нашедших друг друга человека, а ты им скажешь: «Нельзя вам жениться: у детей могут проявиться наследственные болезни», – злилась Наташа.

– Для подтверждения явных пороков делают УЗИ. Если есть подозрение на наследственные заболевания, изучают ДНК и проводят биохимическую диагностику. При этом следует знать, что мы ищем у плода. На сегодняшний день известно более двух тысяч ферментов, нарушение которых является причиной наследственной патологии. Невозможно провести столько проб. Почему и нужны медико-генетические консультации, ими я и занимался восемнадцать лет.

– А что, в Израиле нет такого?