Иегуда Галеви – об изгнании и о себе - [59]

Пятьдесят лет прошло с тех пор, как определился в специализации и женился. Скоро у нас с женой будет юбилей – золотая свадьба. Сколько всего было за это время – выросли дети, внуки, а я всё вспоминаю нашу первую встречу. То был вечер танцев, увидел девочку, в отличие от других – нарядных, накрашенных? – она была без косметики, скромно одета. Пригласил танцевать. Девочка оказалась намного просвещённей меня, говорила о последних гастролях в саратовском театре, о книгах, которые я не читал. Было ощущение, что мы давно знакомы, потом отошёл от неё: приятели позвали. Когда вечер кончился, искал её, но не мог найти. Встал у выхода – теперь уж точно мимо не пройдёт. Стоял, пока все не ушли, но она не появилась. Помнил, говорила, что учится в медицинском училище, и я всякий раз искал повод пройти мимо, благо оно было недалеко от моего института. Там мы и встретились. Лариса призналась, что тогда, при выходе из танцевального зала, стеснялась своего старого пальто, почему и прошла мимо, накрывшись с головой. Мы стали встречаться. Я всё больше убеждался в её уме, оригинальности; и мне была близка её независимость, целеустремлённость, категоричность. Днём Лариса училась, а вечером работала операционной сестрой и ещё успевала заниматься акробатикой. Родители её, будучи железнодорожными рабочими, укладывали шпалы, ремонтировали пути. Жили в вагончике и всё время переезжали с одного места на другое. И только перед тем, как девочке идти в школу, осели в Саратове. В школу брали с семи лет, Ларисе не хватало полгода, но она всё равно приходила и сидела под дверью, пока директриса не сказала: «Да пустите её, наконец». Уже при мне окончила с отличием медицинское училище, сдала экстерном экзамены за десятый класс и поступила на психологический факультет Саратовского университета; у неё счастливо сочетается усидчивость с любознательностью. Серьёзная девушка, целеустремлённая, дамскими романами не интересовалась. Мы поженились; мне тогда было 22 года, а Ларисе – 20, меня привлекала в ней духовная красота – искренняя, правдивая, одним словом – натуральная. Окончила два курса на психологическом факультете и, в надежде доучиться на заочном отделении, поехала со мной в Тмутаракань – Вологодскую область. Я ею восхищался, сравнивал с жёнами декабристов, что поехали в ссылку за своими мужьями. Доучиться не удалось, заочное отделение психологического факультета закрыли, не было его и в Ленинграде, куда от Вологды сравнительно недалеко. Пришлось перевестись на филологический факультет. Такая смена интересов скрашивалась любовью к учительнице русского языка и литературы в школе. Та выделяла Ларису из всех своих учеников, отдельно от всего класса разговаривала с ней, советовала, каким образом поступить в той или иной ситуации, одним словом, была духовным наставником. До сих пор жена вспоминает ту учительницу чаще, чем свою властную мать и безропотно подчиняющегося ей молчаливого отца, с которым я всегда находил общий язык. Дяди отца, будучи кагэбэшниками, то ли по пьянке, то ли из почтения к Дзержинскому в свидетельстве о рождении записали его Феликсом Совкачёвым (сын совкача); настоящая же фамилия – Герасимов. Мой тесть – человек добрый, отзывчивый, сварщик высокой квалификации, во время войны работал на военном заводе, почему и не взяли на фронт. Лариса не свободна от влияния родителей, особенно матери, от её суровой старообрядческой культуры; хранит восьмиконечный нательный крест бабушки – истинной староверки, – на котором, в отличие от православного, нет изображения Христа, поскольку считается, что это личный крест человека.

За все пятьдесят лет нашей совместной жизни я ни разу не изменил жене, должно быть, сказалась культура моей семьи, где папа, будучи интересней и моложе мамы, был предан ей и детям; даже представить не могу, чтобы он помышлял об измене. В Израиле, как и многие гуманитарии, приехавшие в предпенсионном возрасте без знания языка, Лариса не нашла работу по специальности. Да и кому здесь нужен преподаватель русской литературы?

Наши дети уже взрослые, живут своими семьями, дочка в Беэр-Шеве, сын – в Москве. Жена могла бы и не работать, прокормил бы. Однако пошла ухаживать за стариками, заработок не велик, но для неё – хоть какой-то повод выйти из дома. Сейчас занялась эзотерикой. «Это то, что за пределами материального мира…» – объясняет она своё увлечение. Раскладывает карты Таро и даёт по компьютеру прогнозы, которые часто сбываются. Рад бы приобщиться к подобной экзотике, но не хватает у меня на это ни времени, ни воображения. Я исповедую религию действия, здравого смысла. И никакой мистики.

Мы не вольны управлять своей памятью, которая выхватывает из прошлого отдельные эпизоды. По окончании института проходил ординатуру в Вологде. Помню, шёл от вокзала в центр города по такой же прямой пустынной улице, как и от вокзала в Саратове, когда приехал поступать в институт. И тоже ранним утром, и тоже кругом была тишина, покой. Первое время трудно было после студенческого Саратова освоиться в провинциальной Вологде – привык за шесть лет к ритму большого города с его суетой, вечно переполненному транспорту. Здание областной детской больницы оказалось внушительное – понравилось. Оформил документы и получил направление в общежитие. В течение года переходил из отделения в отделение – набирался опыта; осваивал все специальности, связанные с патологией новорождённых, и радовался каждому новому открытию. Стресс испытал только в отделении раннего детства, где заведующая – грузная, крикливая баба, гроза всех интернов – самоутверждалась за счёт служебного положения. Тогда я понял: чем ничтожней личность, тем изощрённее её способы поддерживать свой авторитет.