Идет, скачет по горам - [40]

— Антонио! — поспешно кричит вслед уходящим Поль Аллар, углядев своим недремлющим оком где-то в глубине зала темноволосую, красиво вылепленную голову молодого Барба.

И настигает их уже возле самой двери.

— Наконец-то, Антонио! наконец я понял, на кого похож юный Барба. Два часа мучился, не мог сообразить, кого он напоминает.

— Вместо того, чтобы мучиться, — говорит Ортис, — спросил бы лучше меня. Я б тебе сразу сказал: Джулио похож на своего деда.

— Возможно, но мне не это важно. Кстати, я никогда не видел его деда. Слушай, он похож на твоего Адониса, который висит у меня в спальне. На мертвого Адониса. Та же форма головы, контур щек, профиль.

Ортис с минуту молчит, потом произносит:

— Быть может. Реки и впрямь возвращаются к истокам. До встречи, Поль. Жду твоего звонка. И твою книжицу, разумеется. Но прежде всего тебя.

Уже без четверти девять, в программе новостей миллионам телезрителей как раз показывают с запозданием на без малого два часа торжественный момент, когда Антонио Ортис и мадемуазель Пилье в сопровождении Поля Аллара выходят из машины, чтобы вступить в Галерею Барба, не понимаю, чего он в ней нашел, говорит Николь, несколько анемичного вида продавщица из Галереи Лафайет, прилавок с духами Коти, у нее ноги кривые, и вообще ничего особенного, Мне позарез нужны десять тысяч, говорит Мишель из Латинского квартала, он лежит на спине, курит «голуаз» и глядит в потолок, пожелтевший от потеков, как бывшая в употреблении простыня, Ох! Жан Клуар, восклицает Николь, до чего ж хорош, полюби меня, шепчет она, Мне нужны десять тысяч, бормочет Мишель; а Ален Пио, точно в заколдованном кругу, мечется по кварталу, разыскивая Сюзанну, заходит поочередно во все ресторанчики, где они вместе бывали, уверенный, что в каком-нибудь из них непременно ее найдет, как раз сейчас он входит в бистро на углу улиц Бонапарта и Жакоба, у стойки толчея, музыкальный автомат на полную мощность наяривает «Маленький цветочек», польский художник Мильштейн в обществе высокого блондина пьет у стойки, но его не видит, он заглядывает в зал, Сюзанны там нет, поэтому он покидает бистро, я должен ее найти, думает он и направляется в глубь улицы Бонапарта; а фоторепортеры и журналисты, как всегда ненасытные, надеясь, что в этот богатый событиями вечер им еще удастся кое-чего урвать от божественности Ортиса и тайн его обретшей бессмертие возлюбленной, кружат возле Галереи Барба, когда те покидают ее без четверти девять; итак, после того, как все торжественные и ритуальные обряды в маленьком храме на улице Ансьен Комеди завершились и благая весть, согласно предсказанию, снизошла с небес и была поглощена в виде Ортисовой стряпни, приправленной на двадцать два различных манера, приближается к концу некий, исключительно важный фрагмент целого и, не менее исключительный и возвышенный,

начинается финал

— Он бесподобен, этот Антонио! — восклицает старая княгиня д'Юзерш, — он способен себя вести как шестнадцатилетний мальчишка.

— Вот именно! — гнусаво подхватывает Уильям Уайт, — но я лично скорей бы сказал: как старый сатир.

— О, одно не исключает другого, дорогой мистер Уайт. Не знаю, как вы, но я б никогда не смогла вообразить сатира, в котором при известных обстоятельствах не проявляется что-то мальчишеское. И наоборот — разумеется, если мальчик обладает определенными достоинствами.

Клуар — руки в брюки и слегка покачиваясь на носках, словно собираясь пуститься в пляс:

— Надо понимать, старик продемонстрировал нам то, что в былые времена называлось сценой ревности?

— Я только и ждала, пока вы подадите голос! — выкрикнула княгиня. — Вам, юный варвар, конечно, неведомо чувство ревности?

— А что это такое? С чем его едят?

— Ну как? — понизив голос, спрашивает Ноден.

— Ты прав, — громко отвечает Уайт. — Я согласен. Это то, что нужно. Попадание в яблочко.

— Перестаньте болтать глупости, молодой человек, — говорит старуха д'Юзерш, — лучше всерьез поразмышляйте над поучительными казусами Истории.

Тут в разговор вмешивается Поль Аллар, только что присоединившийся к обществу:

— Что я слышу, княгиня? Вы решили давать этому баловню судьбы уроки истории? Потрясающе! С чего ж вы начнете?

— А как бы вы, человек премного в этой материи искушенный, поступили на моем месте?

Аллар окидывает молодого актера внимательным взглядом.

— Я бы начал с рая.

— Чудесно! Я воспользуюсь вашим советом. А что вы на это скажете, дерзкий варвар?

— Кого мне предстоит сыграть: Еву, Адама или змия?

— Лучше всего яблоко, — чарующе улыбается Аллар.

— Нет! — протестует старуха. — Не думаю, чтобы молодому человеку по душе пришелся такой насильственный раздел.

Тогда Клуар, еще живей раскачиваясь на кончиках пальцев:

— А почему бы и нет? Яблоко содержит кучу витаминов и легко делится на части.

А Ноден:

— Жан! Простите, княгиня, но прежде чем Клуар будет разделен и съеден, мне б хотелось сказать ему пару слов. Жан, позволь на минуточку.

И, когда они вместе с Уайтом отходят к закрытой со стороны улицы витрине, снимает очки и, протирая их, говорит:

— Послушай внимательно, Жан.

— Слушаю. Ох, мистер Уайт, до чего ж вы высокий! Хотел бы я быть таким, как вы!