Идеология Зазеркалья - [10]

Ленин, однако, подошел к учению основоположников настолько творчески, что пересмотрел не один лишь основной экономический закон «соответствий» в способе производства, но и, говоря современным языком, важнейшие «подзаконные акты». В частности, было решительно отвергнуто марксистское представление относительно равномерности развития капитализма. Понятно, что у Маркса речь шла о передовых капиталистических странах с мощной индустриальной экономикой. Ленин же утверждал, что «безусловным законом капитализма» является, напротив, «неравномерность экономического и политического развития», явно пренебрегая тем очевидным фактом, что неравномерность развития полуфеодальной России, сравниваемой, скажем, с буржуазной Францией, где капитализм имел вековую традицию, есть не «безусловный закон», но некорректная констатация реальности.

Ленину «конкуренция» его «законов» с законами учителей была совершенно необходима для утверждения мысли о возможности «победы социализма в отдельно взятой стране», причем если в 1915 году в статье «О лозунге Соединенных штатов Европы» он еще добавлял к этой стране эпитет «капиталистическая», то в 1916-м из «Военной программы пролетарской революции» уже явствовало, что произойти она может и в «отдельно взятой» «добуржуазной» стране. А для того, чтобы такая революция в России выглядела совершенно неизбежной, необходимой, Ленин создал перед 1917 годом очередную теоретическую монографию «Империализм как высшая стадия капитализма», где для западных стран восстановил Марксову схему, доказывая, что там капитализму дальше уже развиваться некуда (ему предстоит только загнивать), тогда как грядущий год в России, которую, в силу ее хронической отсталости, ожидает бурное развитие, должен практически превратиться в «канун пролетарской революции» «во всемирном масштабе».

В условиях отсталой аграрной страны, где, по усредненной статистической картине, перед революцией «чистых» пролетариев (т. е. фабрично-заводских и транспортных рабочих) насчитывалось из 160 млн. человек, здесь проживающих, где-то порядка 3,5 млн. (причем цифра эта могла быть неимоверно раздута за счет так называемых «полупролетарских» элементов — наемных рабочих, батраков и поденщиков в сельском хозяйстве, «люмпенов» и т. п.), осуществлять «пролетарскую революцию» и устанавливать «диктатуру пролетариата», право же, было практически некому. Не случайно уже после Октября, задним числом, Ленин вынужден был констатировать: «Мы можем рассчитывать только на сознательных рабочих. Остальная масса, буржуазия и мелкие хозяйства против нас». И сам же горестно констатировал при этом, «как невелики в России слои передовых и сознательных рабочих».

В вопросе о пролетариате и принципах его организации вообще присутствует ощутимое несовпадение взглядов Ленина с классическим марксизмом. По существу, позиция русских социал-демократов, идейно возглавляемых Г. В. Плехановым, и демократов западноевропейских (Каутский, Бернштейн) во взглядах на возможность пролетарской революции в России целиком исходила как из марксистской теории, так и собственно российской социально-экономической реальности, ее «классового» расклада.

Плеханова до поры до времени обвинить в предательстве социалистических идеалов Ленину было трудно, и на этот случай в большевистской публицистике был выдвинут термин «плехановская ортодоксия», предполагавший, что основоположник русской социал-демократии и непосредственный учитель Ленина способен был воспринимать классический марксизм лишь в рамках некоего начетнического буквализма. Зато с западными социал-демократами Ленин мог не церемониться: «ревизионисты» было для них не самым бранным определением.

Это определение выглядело, впрочем, вполне резонным, с той лишь поправкой, что ревизия относилась не к классическому марксизму, а к тому российскому его изводу, который стал впоследствии восприниматься почти как его синоним, — к «ленинизму». Если же говорить о «ревизионизме» как о глубочайшем и принципиальном пересмотре постулатов марксизма, то предпринял его, конечно, именно Ленин.

Провозгласив правомерность пролетарской революции чуть ли не в самой отсталой, с его точки зрения, «добуржуазной», стране, Ленин вынужден был идти дальше и столь же уверенно объявить главной ее движущей силой подавляющее меньшинство трудящихся — пролетарское, которое реально, ко времени революции, при всем желании не могло успеть стать «господствующим».

При этом еще в 1905 году в работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции», исходя из того, что Россия вступила в пролетарский этап освободительного движения, главной идеей и целью которого, естественно, являлся социализм, Ленин отвел российскому пролетариату роль, никогда и никем в стране с неразвитыми буржуазными отношениями на него не возлагавшуюся, — главного действующего лица сразу двух революций: сначала буржуазно-демократической (свержение царизма), а потом, без передышки, «социалистической».

Россия пришла к революции не с массовым рабочим движением, а скорее с ленинской идеей массового рабочего движения, «не с пролетариатом как господствующим классом, а с идеей пролетариата как господствующего класса». Между тем основоположников не очень волновал вопрос о том, «много» или «мало» пролетариата участвует в революционных преобразованиях общественного устройства. Акцент делался на другом: буржуазную революцию совершала буржуазия с помощью пролетариата, как и других эксплуатируемых слоев населения, а пролетарскую — должен совершать пролетариат с помощью буржуазии, а не только подавляя ее «оголтелое» сопротивление.