Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [86]
Как правило, концептуализация феномена вакфов не выходит за пределы нарратива о доброй воле. Однако это не значит, что вакфы всегда вызывали одинаковую симпатию или тем более нравственное одобрение всех действующих лиц. Вакфы не только заботились о множестве мусульманских душ, но и тяжелым бременем лежали на отдельных людях. Можно было бы описать попытки конфискации вакфного имущества как случаи экономической «хищности»[623], однако возможно, что и управляющие вакфами настолько же хищнически относились ко всем, кто попадался им под руку. Рассмотрим случай некоего Насирджана, хозяина лавки у стены медресе имени Муллы Мискина в Самарканде[624]. Когда мутаваллий (управляющий) вакфа, на деньги которого содержалось учебное заведение, заявил, что лавка входит в вакф, субсидирующий медресе, Насирджан оказался непосредственным участником этого конфликта. Агрессивная позиция мутаваллия не смутила Насирджана, и он встал на защиту своих прав. Вооружившись письменным подтверждением права собственности на лавку и доходы с нее, он договорился встретиться с противной стороной в казийском кабинете. Выслушав обвинение, казий потребовал, чтобы мутаваллий представил доказательства в свою пользу, однако тот не смог этого сделать. Теперь Насирджан мог бы принести клятву по шариату и таким образом выиграть суд. Однако в дело вмешалась небольшая группа старейшин[625], присутствовавшая при разбирательстве, и настояла на примирении (мусалаха) между сторонами[626]. Старейшины настояли на том, что Насирджан должен внести вклад в вакф (хайрийат ал-вакф), поскольку его лавка занимает участок (‘арса) земли, принадлежащий вакфу. В результате вмешательства старейшин казий оформил свидетельство о мирном соглашении, по условиям которого Насирджан обязывался выплатить мутаваллию «взнос за аренду земли» (в документе указанную как сулхана – от слова сулх, «примирение»). Вне всякого сомнения, лавка оставалась в собственности Насирджана, однако соглашение обязало ее владельца выплатить определенную сумму мутаваллию.
Информация о данном деле оказалась в личной тетради мутаваллия другого вакфа, на средства которого содержалось медресе Тилля-Кари – одно из важнейших исламских учебных заведений Средней Азии[627]. Владелец тетради посчитал поучительным тот факт, что мутаваллий в итоге судебного разбирательства получил право требовать арендную плату за имущество, не принадлежащее вакфу. По всей видимости, мутаваллию, распоряжавшемуся доходами и расходами вакфа в поддержку такого крупного образовательного учреждения, как Тилля-Кари, необходимо было совершенствовать свои навыки привлечения дополнительных средств. Одним из этих дополнительных средств стала арендная плата за пользование земельным участком, примыкающим к территории медресе.
Однако, с точки зрения правоведов, захватническая политика мутаваллиев едва ли могла принести выгоду на практике. Полезным примером будет одна фетва, выпущенная в связи с конфликтом между мутаваллием одного вакфа и группой издольщиков (музари‘ин). Мутаваллий заявил, что земля, на которой работают крестьяне-издольщики, является вакфной, и подал на них в суд. Когда стороны предстали перед казием, мутаваллий не смог предоставить убедительных доказательств в поддержку своего заявления. Соответственно, издольщики могли бы принести клятву, и дело было бы закрыто. Однако, как и в деле Насирджана, клятвы не последовало; вместо этого стороны пришли к мирному соглашению на том условии, что издольщики уплатят арендный взнос (сулхана) в обмен на снятие всех претензий со стороны мутаваллия. Позже мутаваллий изменил свое решение и отказался от платы, потребовав у ответчиков вместо этого бóльшую долю урожая со спорной земли. Однако здесь муфтий выступил против недобросовестного поведения мутаваллия: «Любая претензия, в пользу которой мутаваллий не может представить устных либо письменных доказательств, не подлежит рассмотрению»[628].
Управляющие вакфами полагали, что обязаны принимать любые меры, даже не совсем традиционные, для приумножения вакфного имущества. Это не означало, что рядовые жители Средней Азии всегда одобряли действия мутаваллиев. По-видимому, жители считали хищническим поведение мутаваллия, который приумножал вакфное имущество, заявляя необоснованные претензии на чужую собственность. Среднеазиатские мутаваллии могли захватывать большие территории и делать их вакфным имуществом, несмотря на заявления владельцев о том, что земля принадлежит им с незапамятных времен. Приведем один из случаев подобного агрессивного поведения. Мутаваллий некоего вакфа подал в суд на группу землевладельцев, заявив, что земля в их собственности принадлежит вакфу. Свое заявление мутаваллий подкрепил вакфным документом (вакф-наме), в котором указывались границы земель, переданных в дар. На деле же границы территории вакфа менялись с течением времени вследствие различных сделок и более не соответствовали границам, указанным в документе. Поэтому для подтверждения прав вакфа на спорную землю одного вакф-наме было недостаточно. Чтобы укрепить свою позицию и заставить землевладельцев отступиться от имущества, мутаваллий привел нескольких свидетелей (
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.