Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [33]
В целом процедура подачи жалобы в эмирский или ханский суд помогала ограничить риск судейского произвола. Другими словами, иск, поданный в Бухаре или Хиве, сигнализировал о несогласии истца с суждением местного казия и представлял собой способ вывести дело из-под юрисдикции местных властей. В этом смысле факты обращения к правителю или местному хакиму[224] вместо казия демонстрируют, что подданные в общих чертах понимали принципы социального контроля в государстве. Ранее мы познакомились с исламским ученым по имени Бака Ходжа. Трудности и лишения, с которыми он столкнулся, мы будем здесь рассматривать как хрестоматийный пример. Будучи назначенным в город Керки – важный торговый пост на Амударье (бывший г. Атамурат в Туркменистане) – во время правления эмира Музаффара ад-Дина (1860–1885), он с трудом стал привыкать к обычаям туркмен. Бака Ходжа совсем не был рад, что местные аксакалы дарили ему ковры в знак гостеприимства. Все подарки он упрямо отвергал, взваливая их обратно на плечи дарителей и прогоняя последних из кабинета. Казий был возмущен тем, насколько распространено среди туркмен то, что с его точки зрения было взяточничеством (‘адат-и аксар-и туркманийан пара-хвур ва ришват-хвур), и пожаловался местному хакиму. Тот, однако, принял сторону населения и написал эмиру письмо, в котором обвинил Бака Ходжу в некомпетентности. Далее история говорит, что ханский суд направил в провинцию уполномоченного представителя (тахкикчи) для проведения расследования. В результате Бака Ходжа был снят с должности[225]. Таким образом, мы видим, что туркмены смогли избежать введения нового судебного режима и избавиться от бухарского правоведа, по крайней мере в этот раз. Данный рассказ демонстрирует, насколько судьба казия зависела от отношения к нему местного населения.
Просители осознавали, что ни один назначенный правителем судья не обладает эксклюзивным правом на судопроизводство. Бухарские материалы начала XX века показывают, что мусульмане обращались с жалобами к представителям государства, поскольку именно они обладали авторитетом, необходимым для того, чтобы склонить стороны к мирному соглашению и вынести формальное или неформальное решение. Ниже приводится один из докладов, свидетельствующих о расширении юридических полномочий хакимов в провинциях:
Наш слуга и его сыновья, назначенные в районы Мир и Таткент, вмешиваются [дахил] в работу судей [кази ва ра’ис]. Они поставили своего человека [для наблюдения за ходом] каждого спора [хар джанджаль] и не обращаются к казиям. Они сами проводят расследования [мурафа‘а пурсида], скрепляют своей печатью свидетельства об отказе от обвинений и удостоверительные надписи [ба-хаттха-и ибра’ ва икрари мухр карда] и сами примиряют [тяжущиеся стороны]. Я приходил навестить твоего слугу в субботу. Я сказал ему, что Его Величество и хакимы провинций перенаправляют все дела подданных к казиям, руководствуясь благородным законом. Они не позволяют обычаям хакимов и влиятельных людей [та‘амул-и хаким[ва]шавандиган] влиять на работу судей. Твой слуга сказал: «Обычай этой провинции таков, что если люди приходят ко мне [с проблемами], то я их разрешаю. Я не посылаю их к тебе. Если они придут к тебе [со своими проблемами], ты их и решай. Это уже не мое дело». Таков был его ответ[226].
На выбор подданными судебной инстанции сильно влияли личные отношения. Если сторонам не нравился тот или иной работник юридической сферы, они старались обратиться во дворец эмира или хакима, чтобы избежать взаимодействия с чиновником, вызывающим неприязнь. К примеру, если недавно назначенный казий был еще не знаком сообществу, жители могли относиться к нему с недоверием и подозревать, что он будет их притеснять (джабр ва нафсанийат), пренебрегая их интересами. В одном из таких случаев местные жители, обратившись во дворец правителя, смогли добиться назначения местного муллы на должность заместителя судьи (на’иб-и кази)[227].
Если тяжущиеся стороны могли предугадать исход дела заранее или предпочитали упростить судебную процедуру, они были вправе обратиться напрямую к казию. Ниже приведен рассказ знаменитого бухарского интеллектуала Садр ад-Дина ‘Айни о деле, истцом в котором выступил Яхья Ходжа – набожный ученый, который прославился в Бухаре тем, что порицал духовенство и служителей суда за попустительство греха. Яхья Ходжа подал иск против муллы по имени Кари Сами‘, который носил огромные четки, чем выставлял свою набожность напоказ, и наживался на доверчивости людей. Истец сфальсифицировал несколько правовых документов (худжджаса-и сахта-и шар‘и), с помощью которых смог обвинить ответчика в посягательстве на территорию своего двора, и «потащил его в казийский суд». Дело дошло до кази-калана, который обязал Кари Сами‘ выплатить 15 000 таньга в обмен (бадал) на двор. В этот момент Яхья Ходжа любезно согласился на мирное урегулирование спора (сулх-нама) при том условии, что Кари Сами‘ заплатит казию нужную сумму наличными. Обвиняемый согласился с предложением и принес деньги в суд. Когда судья уже собирался оформить отказ (
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.