Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [125]
Так как книга «Идеи о справедливости» посвящена теме изменений, возникает вопрос, осознавали ли сами мусульмане культурные изменения в исламском юридическом поле, спровоцированные колониализмом. Более чем полвека изучения колониализма как в рамках истории империй, так и в рамках исламских исследований дали нам большое количество научных работ. Однако вместе с тем возникло множество предположений и нарративов о «колониальном шариате», требующих анализа и доработки. Один из этих нарративов предполагает, что в XIX веке шариат претерпел трансформацию, которая в итоге привела к тому, что многие наблюдатели называют разрывом (rupture). Процесс трансформации, как правило, интерпретируется как результат модернизации – то есть некоей неизбежной эволюции, в ходе которой навязывается определенная западная эпистема, включающая новые требования кодификации, отличные от прежних институциональные механизмы, а также иное восприятие окружающего мира. Перед нами нарратив о неизбежности упадка, который рисует шариат как окончательно разрушенную систему, не поддающуюся восстановлению.
Хотя многие институциональные изменения права очевидны и требуют нашего осмысления, их восприятие среди мусульман является одним из самых малоизученных – и самых важных – вопросов истории колониального шариата. Неясно, воспринимали ли мусульмане колониальные изменения как неразрывную составляющую опыта тотальной трансформации, затрагивающей, среди прочего, их поведение и моральные воззрения. Неясность возникает отчасти из-за ориенталистского взгляда исследователей на шариат как на закон правоведов. Данный взгляд подразумевает, что эволюцию шариата следует оценивать, сопоставляя текущее состояние этой правовой системы с юридическими моделями, возникшими в годы формирования ислама. С другой стороны, неясность отчасти обусловлена антиориенталистской мусульманской критикой с ее пуристским взглядом на закон, согласно которому колониальные элементы права уже не являются истинно мусульманскими, так как были принесены с Запада. Данный вопрос важен не только для понимания колониализма, оказавшего всепроникающее влияние на различные мусульманские общества. Ответ на вопрос о восприятии сможет объяснить, почему трансформация шариата почти не сталкивалась с выраженным протестом – особенно в тех странах, где европейцами были введены кодексы. Несмотря на все описанные в данной работе культурные изменения, мы не находим свидетельств того, что среднеазиатские мусульмане сопротивлялись изменениям правовой сферы, сопутствующим колонизации.
Как мы видели, например, в главе 5, обнаруживается поразительная преемственность в том, что касается толковательной деятельности муфтиев до и после завоевания русскими колонизаторами. То же мы видим, изучая другие юридические жанры, для которых характерен консервативный язык исламского права. Лишь небольшие новшества были внесены во многие из этих жанров. Акты о купле-продаже, оформленные в народном суде, ничем не выдают своей «колониальности», подобно тому как вакф-наме, оформленное в Бухарской народной советской республике, не отличается «большевизмом»[957]. Такая преемственность дает нам основания полагать, что среднеазиатские мусульмане не переживали колониализм исключительно как опыт культурных изменений; по крайней мере, это касается моментов, когда мусульмане выступали в качестве участников судебных разбирательств в народных судах. Действительно, с приходом колонизаторов юрисдикция казиев была значительно ограничена, и народные судьи стали сталкиваться с открытым неповиновением своему авторитету; однако вместе с тем количество казиев в русском Туркестане резко возросло (см. гл. 2). При российской власти и муфтиев, и казиев было попросту больше, а следовательно, больше решений выносилось «по шариату»[958], что бы ни подразумевали под этим выражением правоведы и простые подданные. Таким образом, трансформация в Средней Азии проходила вместе с тем, что мы можем назвать невольной «шарификацией».
Наконец, следует рассмотреть возможность того, что некоторые среднеазиатские подданные Российской империи взаимодействовали с правом лишь в том понимании, в каком оно применялось казиями и муфтиями. Правосознание этих подданных представляло собой результат влияния «народных судов» – колониальной инстанции. Однако, несмотря на все нововведения, с точки зрения жителей Средней Азии, народные суды могли быть полностью «исламскими», поскольку решения в них принимались на основании шариата. Несомненно, мусульмане переживали времена культурных изменений, однако, по всей видимости, не осознавали масштаба влияния данных изменений на свое правосознание.
Приложение I
Примеры йарликов о назначении казием
Здесь представлен перевод двух грамот о назначении на должность казия в Вазире (Хорезм) и Дахбеде (Самаркандская область). Сравнение демонстрирует, что между судебными обязанностями казиев могли наблюдаться значительные различия, и они зависели от решения ханского дворца.
Абу ал-Музаффар ва ал-Мансур Абу ал-Гази Хорезмшах. Наше слово: Ввиду широко известной справедливости и религиозности Ахунда Дамуллы Нураллаха, [воплощающего собой] традиции благочестия, наследие высокой морали и оплот знаний, мы удостаиваем его высочайшей чести и ханской милости, назначая его казием и ра’исом города Вазир и всех его окрестностей, таким образом делая его коллегой [
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.