Идегей - [25]

Я охотился в час заревой,

Где покрыта земля муравой,

Лебеди в Идиле-реке,

Дом, где с голову скакуна

Золото в моём сундуке,

Где Идиля-реки глубина,

Где джайляу[80] видны вдалеке,

Дом, в который вошла как жена

Дорогая моя Джанике,

Дом, где сроду не бедствовал я,

Где жену приветствовал я,

Перед возлюбленной склонясь,

Где белейшим из покрывал

Я любимую укрывал,—

Были бусы её красны,

Пудра — неслыханной белизны,—

Дом, где вкушал я покой и мир,

Где нугайский род вековал,

Где я справлял свадебный пир,

Где я весело пировал,

Где рекою лилось вино,

Дом, где я в мешке разорвал

Целомудрия полотно[81],

Дом, где я начал свои труды,

Дом, где родился Кадырберды —

Дитятко, сын мой, моя броня,—

Я не спас мой Дом от беды,

Пусть он здравствует после меня!

Не приду я с ближних могил

В Дом, который меня хранил.

Не увижу издалека

Дом, где была моя жизнь сладка,

Но скажу я, сойдя с коня:

„Пусть он здравствует после меня!“

Не загорал на солнце мой лик,

Ноги мои не касались земли,

И когда меня враг настиг,

Горести-беды в мой Дом пришли,

Вспомнил, что сына, — таков мой удел,—

Лаской Кадырберды не согрел,—

Пусть он славится после меня!»

Так причитал хан Токтамыш.

Взял он сто батыров с собой,

Поскакал степною тропой.

Справа — Джанбай, хитёр, величав.

Однодневный путь проскакав,

Так Джанбаю сказал Токтамыш:

«Если уж в путь пустился я,

Если с Сараем простился я,

Если быстрый скакун подо мной —

В битвах испытанный вороной,

Если преследует Идегей

И меня, и богатырей,

Постараюсь я побыстрей

Долгий месячный путь одолеть.

Есть страна и крепость Булгар,—

Там и надобно мне сидеть.

Если же мира-покоя впредь

И в Булгаре не обрету,—

Я утрою свою быстроту,

В дебри лесные помчу коня.

Там по дну оврага бежит,

Волны вздымая, река Ашыт[82].

В чаще лесной, черна, глубока,

Гулко течёт Казань-река[83],

А над нею — каменный град,

Много в Казани высоких врат,

И Казань я силой займу.

Если мира-покоя и там

Сердцу не будет моему,—

Переплыву я реку Чулман.

Перевалю чрез гору Джуке[84].

А за этой горой вдалеке

Ик[85] течёт в затишье лесном.

Поднимусь до истока верхом,—

Вновь окажусь я в степном краю,

Там сохраню я душу свою».

И когда в глубине степной

Бегством спасался Токтамыш,

Идегей овладел страной.

В стольный Сарай Идегей вступил.

Сотни башен взметнулись там,

Восемьдесят улиц там,

Там стоит Золотой Дворец,

Лёг на жёлтый мрамор багрец.

Белая рать стоит кругом,

Белая дверь блестит серебром.

Дверь булатным открыв остриём,

Избивая тех, кто стерёг,

Он вступил в Золотой Чертог.

Попросил Тимира: «Сарай

И его дворец охраняй.

Я же, — так судил мне Бог,—

Следом за Токтамышем пущусь,

Догоню и на всём скаку

Голову у него отсеку.

Так успокою душу страны,

Мир и покой и бойцам нужны».

С шахом простился Идегей,

Взял с собою ратных людей,

Нурадына взял он с собой,

Прямо в древний город Булгар

Поскакал военной тропой.

Вот Булгар перед ним встаёт,—

Он Булгара не узнаёт:

В честь победы не видит ворот;

Из Корана священный стих

Золотом вытеснен был на них.

Там, где стоял минарет двойной,—

Пыль под разрушенною стеной.

Тлеют уголья, всюду зола:

Жизнь как будто здесь не была.

В этой дикой, внезапной глуши

Ни единой не видно души.

Был недавно Булгар таков,—

Шестьдесят мечетей сошлись:

Верх — блистание жемчугов,

Камень породы редкостной — низ

Будто из-под железных бровей

Минареты раскрыли глаза.

Вот подъехал к ним Идегей.

Уничтожила их гроза!

Превратились в груду камней,

Над камнями вздымался дым.

Идегей увидал: под ним

Будай-бий в печали сидел,

Был не старым, а поседел.

Вопросил его Идегей:

«Почему ты сидишь в пыли?

Волосы почему твои

Стали степной полыни белей?

Что с Булгаром твоим стряслось?»

Так ответствовал Будай-бий:

«Видишь ты цвет моих волос?

Серым он стал, как знойная степь.

Сын Чингиза Джучи был смел,—

Разорить мой Булгар не сумел.

Внук Чингиза Байду пришёл,

Нанести он решил удар,

Но священный город Булгар

Покорил, а не разорил.

Отпрыск Талха-Забира пришёл,

Лунных Врат коснулся стопой,

И Врата сравнял он с землёй.

Потому-то моя голова

Стала бела, как в степи трава.

В знойной, выгоревшей степи.

Что же сделать мог Будай-бий,

Если пошёл и ты войной,

А с тобой и наставник твой,

Чей отец — Бабá Туклас.

Ты, Идегей, — свет моих глаз,

Почему же в богатый Сарай,

Почему же к вратам дворца,

Ты привёл Тимира-Хромца,

Чтобы он разрушил наш край?

Не захотел, не смог уберечь

Деньги чеканящий град Атряч[86].

С прахом сравнял вражеский меч

Деньги чеканящий град Булгар.

Здесь Токтамыш прошёл в ночи,

Розовые развалил кирпичи

Там, где лили на целый свет

Золото и серебро монет.

Там, где травы были густы,

Растоптал Токтамыш цветы,

Вторгся в страну, ему вослед,

Князь-урус[87], рыжий, как лис,

С бородою обросшим ртом.

Разорил он, разграбил наш дом,

Наш священный город Булгар,

И ему подчинённый Сивар[88],

И высоковратный Казан,

Джуке-Тау над гладью речной

И Сабы в глубине лесной,

И земель Ашлы закрома,—

Он спалил, сломал все дома.

Отбирал он кожу, сафьян,

Загребал лопатами хан

Множество монет золотых.

Разгромил во владеньях моих

Он четырнадцать городов,

Превратил их в пепел и дым.

Как же после беды такой

Мне, Будай-бию, не стать седым?»

Будай-бий, охвачен тоской,

Голову обхватил, замолчал.

Идегей ему отвечал:

«Не кручинься ты, Будай-бий,

Ты увидишь ещё, потерпи,—

Токтамыша, чьей волей злой