Ибишев - [43]

Ей не позволили увезти тело булочника из города. Вечером того же дня, когда она вернулась в Денизли, труп спешно, без свидетелей, отвезли в мечеть, обмыли и похоронили за счет города. Она кричала в кабинете заместителя начальника городской полиции, угрожала, но все было бесполезно. Никто не хотел, чтобы история со смертью булочника стала известна в столице.

В обмен на письменный отказ от претензии по поводу смерти мужа ей выплатили вполне приличную компенсацию и пообещали содействие в получении квартиры в Баку.

Ей и ее детям надо было где–то жить.

7.

Убийства продолжались. И 30-ого, и 11-ого, и 16-ого. И хотя по всем срокам месяц влажного Скорпиона давно уже должен был закончиться, тень его по–прежнему висела над городом.

Оборотень убивал, несмотря на полицейские патрули, и паспортный контроль, и бронированный «мерседес» Салманова, идущий по его следу в бесконечном лабиринте. И люди почти не выходили из домов. И магазины не работали. И соседи не доверяли друг другу. И те, кто мог, уезжал из города. И страх стал всеобщим достоянием. Он был почти осязаем и он был повсюду: в подвалах, в канализационных люках, в скрипе половиц, в тишине, в темных коридорах. И мужчины были униженными, потому что не могли защитить своих женщин… В последний раз Оборотень убил сразу двоих: проститутку и ее сутенершу. Женщин хватились лишь через два дня.

Глухое страшное место с большой мусоркой позади двухэтажного дома с верандой. Самая окраина города. Отсюда начинаются виноградные заросли. Прямо посреди мусорки на боку лежит ржавая цистерна.

Впервые Оборотень убил не на улице. И это значит, что теперь, даже спрятавшись за накрепко закрытыми дверьми, нельзя чувствовать себя в безопасности. И страх стал почти невыносимым. И в скалах выли одичавшие собаки.

Учитывая сложившуюся ситуацию, консорциум временно свернул строительство. Многие иностранцы покинули Денизли. Здание гостиницы, в которой оставалось докончить отделку, круглосуточно охраняется военными. Полтора десятка англичан, американцев и турков, оставшихся в городе, целыми днями просиживают в турецком ресторане. По их требованию к ним приставлен полицейский с табельным оружием.

Возле сгоревших складов одиноко стоят брошенные желтые бульдозеры.

В Денизли работают лишь несколько продуктовых магазинов в центре, да и то только до четырех часов дня. Закрыты школы. В больнице остались лишь врачи–мужчины.

Жизнь в городе практически замерла.

17-ого декабря власти ввели в городе особое положение. В связи с этим была приостановлена деятельность всех политических партий, введена временная цензура печати, запрещены массовые шествия и митинги. Рассматривался также вопрос о возможности объявлении комендантского часа.

В кабинете Салманова на втором этаже мэрии до утра горит свет. Он сидит за столом, склонившись над фотографиями, и с ужасом вглядывается в мертвые лица. Девочки, девушки, женщины. Всего семь человек, не считая несчастного булочника. На столе, кроме фотографий, свежие столичные газеты, папка с документами, ваза с бананами, которые он обожает, и подробная карта города, испещренная красными кружочками — полицейские посты.

По делу Оборотня арестовано четверо подозреваемых. Все они находятся в подвале под зданием полицейского управления, где для особо опасных преступников оборудованы специальные камеры.

Следователь, спустив очки на кончик носа, просматривает какую–то бумагу. В пепельнице дымится сигарета. Мужчина в линялом синем свитере, сидящий напротив него, облизывает сухие губы и напряженно ждет вопроса.

Лицо следователя тщательно выбрито.

— Ну что?…Хочешь что–нибудь рассказать мне?

Отложив бумагу в сторону, он снимает очки.

— Чего молчишь, Аббасов?…Думаешь, ты самый умный?

— Я ничего не сделал, начальник!

— Ладно, давай сначала. Ты заявил, что двадцать шестого октября вечером, находясь на работе, видел булочника, шедшего следом за учительницей к пустырю возле водокачки…

— Я правда видел его!

— Хорошо. Допустим. Тридцатого ноября около летнего кинотеатра тебя задержал полицейский патруль, проверил документы и отпустил, а через полчаса на том же самом месте в кустах нашли труп!..

— Я же все объяснил, начальник!..я никого не убивал! Клянусь могилой отца!

— При аресте у тебя в кармане пальто нашли золотую сережку убитой Кафаровой!

— Я нашел ее на дороге около кинотеатра…

— Как у тебя все хорошо получается! А что ты запоешь через два дня, когда из Баку привезут результаты экспертизы?

— Я никого не убивал, начальник!

— Не ври, не ври, подонок!

Следователь вскакивает со своего места, перегибается через стол и, схватив мужчину за волосы, пытается ткнуть его лицом в раскрытую папку с черно–белыми фотографиями. В комнату вбегают два сержанта. Они наваливаются на мужчину сзади.

— Ты видишь, видишь!? Смотри, что ты с ними сделал! Ты их душил!..Ты это сделал…Сознавайся!

Сержанты стаскивают его на пол и бьют сапогами.

Черная Кебире продолжает хранить молчание. Уже второй месяц. Она готовится к путешествию, постится и молится, и никто не может заставить ее говорить.

Соседские женщины каждое утро собираются у наглухо закрытых дверей ее дома. Они приносят деньги, золото, еду в надежде, что Кебире сжалится над ними и откроет, наконец, истинное имя бесшумного убийцы. Тетушки переговариваются с плачущими женщинами через зарешеченное садовое окно и тоже плачут. Всем, кроме перса, запрещено выходить из дома.