И вянут розы в зной январский - [21]
Внутри было празднично и весело: откуда-то доносилась музыка, двое малышей в матросках вцепились в юбку матери, восклицая: «Пойдем скорее к обезьянам!». Если бы не стеллажи и прилавки, Делия бы в жизни не поверила, что попала в книжный магазин. А он оказался просто необъятным: множество отделов были нанизаны с обеих сторон на длинную галерею, крытую стеклом и металлом; полки дразнились сотнями разноцветных корешков, в витринах красовались раскрытые на самых привлекательных страницах альбомы с фотопейзажами. Восхищенное «Ах!», задержанное в последний момент, застревало внутри, не давая дышать, а руки сами собой тянулись молитвенно к груди (она смущалась этого жеста, который мисс Шульце находила «pathetische»). Сколько книг – она за всю жизнь не видала и сотой доли этого изобилия! Здесь можно было провести целый день: зарыться в эти тома с головой, читать выхваченные наугад фразы – и поражаться, как людям удается писать так складно, так образно, что перед глазами возникают яркие картинки. Герой, которого никогда не существовало на самом деле, оживает, как по волшебству, и вот уже волнуешься за него, с нетерпением переворачиваешь страницу: ну, удастся ли ему убежать от погони или раскрыть ужасную тайну?
Потрясенная, Делия бродила среди фарфора и картин, смотрела на продавцов в ослепительно-красных пиджаках (будто в цирке!). Отец любил говорить, что книги – это вещь серьезная, а чтение – не забава; но здесь, кажется, считали иначе. В аркаде обнаружился даже магазинчик игрушек, битком набитый чудесами, и никого не смущало такое соседство.
Прервавшись переулком, аркада потянулась дальше, и Делия, зачарованная, последовала за ней и окунулась в пряный аромат зимнего сада. В самом конце его находился большой вольер с разноцветными попугаями, которые то посвистывали, то вскрикивали резкими скрипучими голосами. Перед вольером толпились люди. Она присела на грубую, сложенную из бревен скамью в кружевной тени папоротников. На соседней скамейке пожилой джентльмен читал пухлую потрепанную книжку, и Делия позавидовала ему: можно никуда не спешить и не думать, что дома отругают за опоздание. А ее ждет Агата и уже, наверное, волнуется… Пора бы идти домой; но как же магазин, она ведь и половины не осмотрела? Бегом, бегом! Кто знает, какие еще сокровища прячет это место?
Миновав кондитерскую и нотный отдел, она ступила под своды длинного зала. Дневной свет лился сквозь стеклянную крышу и падал из больших окон в дальней стене, заставляя сиять начищенные до блеска медные колонны. Галерея второго этажа казалась одним гигантским книжным шкафом, а выше виднелась еще одна галерея. Да ведь это же невозможно обойти целиком, растерянно подумала Делия. Прошлась по отделу с канцелярскими товарами; посетовала в душе, что даже самой малости не может купить, и в конце концов, смирившись, стала пробираться к выходу.
Она немножко заплутала в лабиринтах аркады, но все-таки отыскала двери – и вдруг сообразила, что стоит на Бурк-стрит! Сердце подпрыгнуло, и прежде, чем она приняла какое-либо решение, ноги сами понесли ее туда, где улица, взбираясь на холм, упиралась в могучую колоннаду Парламента. Ведь что за день нынче – так и тянет прогуляться! Осень уже прибрала себе ночи, и зябко вылезать из постели поутру; но дни все еще теплые – в самый раз для того, чтобы пройтись не спеша по Сити, в приятной, хоть и чуточку незаслуженной праздности наблюдая, как работают другие. Трамвайный постовой в фуражке с околышем делает водителям знаки флажками; едет неспешно водовозка, поливая дорогу, и ноздри щекочет запах прибитой пыли. Мальчишка продает программки скачек, и резкий голос вонзается в уличный шум, как нож в пирог. Торговка айвой – нос красный, мясистый, сам будто диковинный фрукт – пытается его перекричать, да где ей. Персиков уже не продают, а так манили они раньше – сочные, бархатные; хотелось даже просто потрогать. Впрочем, Агата все равно не разрешает ничего покупать с лотков: там вечно мошенничают, говорит она; кипятят сливы, чтобы они стали весить больше, подсовывают гнилье. Пироги и печеную картошку тоже нельзя покупать на улице: это все для простонародья. А ей, как на беду, уже хочется есть…
Перед ювелирным магазином Делия остановилась. Как зайти туда? Что сказать? «Просто шла мимо» – неразумно и опасно; но тут, как нарочно, придумался повод, и она торопливо, чтобы не успеть испугаться, взялась за дверную ручку.
Звякнул колокольчик – и сердце упало: за прилавком стоял незнакомый полноватый юноша. Собравшись с духом, Делия пробормотала, что хочет посмотреть кольца, и уткнулась в витрину. Она сама не ожидала, что будет так разочарована. Но тут послышался знакомый голос – мягкий и теплый, с певучими интонациями. Ему отвечал другой – кажется, женский. Говорили где-то совсем рядом, но слов было не разобрать.
Отворилась неприметная дверь позади прилавка, и вышел мистер Вейр в сопровождении высокой девушки в сером твидовом костюме и в шляпке, украшенной голубыми цветами.
– Мое почтение, мисс Фоссетт! Приятно вас снова видеть. Чем могу служить?
Он, казалось, совсем не был смущен. Его спутница наблюдала за ними со спокойным интересом.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.