И вянут розы в зной январский - [107]

В камешке каждом

И в каждой травинке,

В дереве, туче,

Реке и песчинке,

В комете, что по небу

Мчится, спеша, –

В каждом сокрыта

Живая душа[43].

К водопаду они подошли вместе. Он оказался низким и больше напоминал плотину. Река, темная и гладкая, срывалась белоснежной пеной с края огромной плиты и, бурля, бежала дальше. А как она шумела – будто настоящий горный поток! Вот бы перейти ее вброд, подумала Делия, захваченная радостным, детским чувством; только вода, наверное, холодная. Она торопливо расстегнула пуговки на перчатке и, присев на камнях, окунула руку.

– Теплая! – радостно сообщила она.

– Боюсь, для купания у нас нет времени, – заметил Джеффри. – Если лодка уплывет, придется здесь ночевать.

Не то чтобы это было правдой: совсем недалеко, у моста, ходил трамвай. Но трудно было устоять перед искушением слегка подразнить ее. Делия знакомо и предсказуемо спохватилась и заспешила к нему, на ходу высматривая вдалеке отплывающую лодку.

– Отдайте, – он выхватил перчатку, которую она собралась надеть. Ванесса по-прежнему стояла у реки, спиною к ним. – Получите потом.

Делия хотела притвориться рассерженной, но сдалась и рассмеялась. Эта искренность красила ее больше, чем кокетство, и – странное дело – никогда еще ему не была так приятна простота.

– Какое удивительное место, правда? – спросила она. – Эта полосатая скала, такая древняя…

Она не смолкала ни на миг, пока они шли к пристани, а Джеффри думал о том, какая это была хорошая идея – прокатиться по реке. У моста они сели в другую лодку, поменьше, и продолжили путь вверх по течению. Снаружи белели стволы эвкалиптов, чьи отражения в воде змеились, как штопор; а внутри, в тени маленького салона, билась под его пальцами жилка на хрупком запястье. Стоило скользнуть легонько вверх по внутренней стороне руки, как учащался пульс, щеки розовели ярче, и по всему ее лицу пробегала тень мучительно-тесного удовольствия. Делия чувствовала – вопреки всем его прежним наблюдениям и догадкам – и отзывалась с такой легкостью, какой он прежде не встречал ни в ком. Это было поразительно. Невероятно.

На сей раз они плыли недолго и меньше чем через полчаса достигли Раддер-Грэнж. На пологом зеленом склоне, полускрытый деревьями, виднелся маленький дощатый домик. У пристани стояли лодки, и еще несколько их плавало по реке – мужчины гребли, дамы с парасолями[44] в руках наслаждались пейзажем. Народу было много: кто-то сидел за столиками у самой воды, а выше, на пригорке, мелькали сквозь зелень листвы белые платья гуляющих.

– Назад отплываем через час, – объявил капитан их суденышка, когда все пассажиры выбрались на пристань. – А пока рекомендую подкрепиться: свежий воздух очень способствует аппетиту.

С последним утверждением трудно было спорить, и все, не сговариваясь, поспешили к чайному домику. Мистер Пирс, проявив неожиданную прыть, занял один из последних свободных столов на лужайке, а затем, все с тем же чуть ревнивым напором, поспособствовал появлению на этом столе нехитрой снеди. Было ясно, как день, что он старается ради Ванессы; но та, казалось, была вся поглощена своими переживаниями. Если не считать этой маленькой дисгармонии, атмосфера царила чудесная. Они ели холодную баранину с помидорами и листьями салата; смотрели на реку, за которой темнел эвкалиптовый лес; пили чай и болтали о ерунде. Ветерок трепал шелковые цветы на шляпке Делии – золотистые, они шли ей бесподобно, перекликаясь с цветом глаз. «Где вы прятали все это?» – хотел он спросить. Но спросил другое:

– А как, кстати, ваш прием? Много было народу?

– Да, довольно много, – живо ответила она. – Мы едва успевали мыть посуду и кипятить воду для чая.

– Весело было? Завели какие-нибудь полезные знакомства?

Но не успела Делия раскрыть рта, как ледяной голос справа с нажимом произнес:

– Это была выставка, Джеффри, а не прием.

– Да ну? А я читал рецензию в газете, там не было ни слова о картинах. Очаровательная студия, наряды, чай – так обычно пишут о приемах.

– Это потому что они идиоты, – отрезала Ванесса. – Им выгодно показывать наши выставки сборищами кумушек.

– Прости, Несса, но, мне кажется, вы сами виноваты. Погоди, дай мне закончить. Эти ваши уютные дамские общества, выставки с чаем – в них есть что-то… несерьезное. Все это как-то по-дилетански. Если вы хотите заявить о себе, то должны выставляться в настоящих, больших галереях. Вы согласны со мной, мистер Пирс?

Тот ощутимо напрягся: чувство мужской солидарности тянуло его в одну сторону, боязнь обидеть Ванессу – в другую.

– Пожалуй, да, – сказал он с усилием, и Джеффри перехватил его виноватый взгляд: Ванесса поджала губы.

– Легче пробить головой стену, – сказала она. – Это стоячее болото, наша академическая живопись. А их выставки коррумпированы без всякой меры.

– Мы можем бороться! – горячо возразила Делия, и его неприятно задело это «мы». – Мне Фрэнки рассказывала про большую женскую выставку, здесь, в Мельбурне. Там были тысячи работ, и ее открывала сама губернаторша. Надо проводить такие снова и снова, тогда на женщин будут обращать внимание.

В ее голосе послышались странные нотки: он словно бы натянулся и раздражающе звенел, словно комар, которого хотелось прихлопнуть.